Король

– Мигонына, так, – остановившись, парнишка на всякий случай поклонился – уж больно грозно вел себя этот вот… непонятно кто. Даже господином местным назвался! А по виду не русский, нет, да и говорит как-то странно. Но помочь обещался, да…

– Говоришь, десять человек?

– Да, господин, десять. Все наемники, ландскнехты. Два двуручных меча, три алебарды, палаши у всех. Еще два арбалета, ни мушкетов, ни аркебуз я не заметил.

Слова «арбалет», «аркебуза», «мушкет» Мигоньша произнес по-немецки. Да он вообще так и разговаривал, безбожно мешая русскую и немецкую речь, и даже пару раз вставлял совсем уж заковыристые местные словечки, например – «курад». Как помнил Арцыбашев, это было популярное эстонское ругательство.

Это все было как раз очень даже по-ливонски. Здесь, в Прибалтике, путалось все, и каждый город, каждая крепость, имели по три названия: одно немецкое, второе местное, и третье – русское. И все три использовались повсеместно. К примеру: Мариенбург – Алуксне – Олыст. Или Дерпт – Тарпату – Юрьев. Да хоть тот же Везенберг – Раковор – Раквере.

– Скоро придем, – спустившись в небольшой овраг, Лыков обернулся. – Вот он, наш хутор, за дубравою. Жгут, сволочи!

Отдав заряженные пистолеты Маше и Саньке (по пистолю каждой), Магнус вытащил саблю и, скосив глаза, подмигнул Михутре:

– Ну, пойдем, что ли. Глянем…

На это раз никого на разведку не посылали, хутор-то уже был – вот он, прямо за высоким дубом, на котором две полупьяные сволочи в зеленых клетчатых юбках-килтах сноровисто вешали какого-то белобородого старика. Дуб, кстати, с ролью виселицы справлялся неплохо: на одной его ветке уже висела окровавленная полуголая женщина с выбитым глазом, на другой – тощий босой подросток, такой же белобрысый, как и Мигоньша.

– Брате… – глотая слезы, ненавидяще прошептал Лыков. – Повесили, сволочи-и-и… Дайте что-нибудь, а?

Михутря молча протянул ему тяжелый засапожный нож.

Выскочив из кустов, белобрысый с яростным воем бросился на опешивших ландскнехтов и первого проткнул сразу же, ударив ножом в пах. Второй оказался проворнее: бросив веревку, вмиг вытащил из ножен палаш, и парнишке пришлось бы совсем худо, коли б сам король вовремя не подоспел на помощь.

P-раз! Подставив клинок, Леонид яростно отбил натиск и тут же перешел в контратаку, не дожидаясь, когда шотландец протрезвеет. Впрочем, тот и пьяный дрался как зверь, действуя палашом с виртуозностью классного музыканта.

Отбив выпад, вражина обрушил на Магнуса целый ряд ударов – и слева, и справа, сверкающей смертоносной мельницей! Что и говорить, рубака он оказался лихой. Прыгал, нападал, уклонялся, умело навязывая сопернику свой стиль боя… Вот едва не выбил саблю из королевских рук. Вот отскочил, торжествуя…

За спиной Арцыбашева громыхнул выстрел. Получив между глаз тяжелую крепкую пулю, наемник сразу же потерял весь свой воинственный пыл и неуклюже, словно мешок, повалился в снег, орошая его собственной кровью.

– Спасибо, – оглянувшись, Леонид галантно поблагодарил супругу. – Ловко ты его.

Маша скривилась, проворно насыпая порох:

– Не стоит. Он-то, видно, думал, что лучше его бойца не бывает. Ан нет!

– Умница ты у меня, – искренне восхитился Магнус.

В хуторском дворе, за частоколом, громыхнуло несколько выстрелов, судя по звуку – пистолетных.

– Раз, два… три, – сосчитав, король удовлетворенно улыбнулся. – Наши палят.

Из распахнутых ворот неожиданно выскочил здоровущий рыжебородый мужик в армяке и килте. В огромных, длинных, словно у гориллы, лапах он держал двуручный меч фламберг, коим устрашающе крутил над головою и что-то кричал. Наверное, по-шотландски ругался.

Выскочившие за ним отроки деловито обстреливали орясину из самодельных луков, пока появившаяся со двора Санька не положила достойный конец всей этой затянувшейся забаве. Просто одним выстрелом. В грудь.

Орясину словно смело ураганом. Отбросило, шваркнуло о ствол дуба… так он по нему, бедолага, и сполз. Прямо в ад! Туда и дорога.

– Ага! – погладив дымящийся ствол, злорадно заорала рыжая. – Вот вам! Это не силушкой своей дурацкой кичиться, девок да дитев малых забижать. А получи-ко пулю, козел голоногий!

Король, впрочем, долго в убитых не всматривался – надо было проверить, прочесать весь хутор, чем все и занялись. К этому времени Михутря уже расправился с двумя наемниками, остальных достал бугаинушка Силантий… куда-то, впрочем, пропавший.

– Искать! – приказал король. – Искать всем, живо.

С заднедворья, из-за крыши большой бревенчатой избы, вдруг поднялись искры, а за ними – и густой серый дым. Словно бы жгли сырую солому или сено.

Заподозрив неладное, Магнус повелительно взмахнул саблей, все бросились следом за королем, включая и вооруженных пистолетами девчонок, уже успевших перезарядить свое оружие, столь эффективное в ближнем бою.

Первое, что они увидели на заднем дворе, был выскочивший из дыма Мигоньша. Парень появился вдруг, словно черт – грязный, чумазый, со слезящимися глазами. Видать, нахватался дымка и даже угарного газа, говорить уже не мог, лишь упал в грязный снег да показал рукой:

– Там, в амбаре… там…

– Девчонки, останьтесь!