Король

Сидя за кухонным столом, все, что Эссейл мог делать, это только смотреть на своих кузенов. Двое наемных убийц, наркоторговцев и головорезов не только вымылись перед трапезой, сейчас они откинулись на спинки стульев с такими лицами, будто хотели ослабить пояс своих брюк.

Когда бабушка Марисоль снова встала из-за стола, Эссейл покачал головой.

— Мадам, вы должны сами насладиться едой, которую так усердно готовили.

— Я наслаждаюсь. — Она подошла к кухонному столу и вернулась с хлебом. — Эти мальчики, им нужно больше есть. Они такие худенькие.

Такими темпами она превратит его помощников в… как там говорили, в диванных увальней?

И, вот неожиданность, хотя парни наелись до отвала, они взяли еще по одному кусочку домашнего хлеба и покорно намазали маслом.

Невероятно.

Эссейл перевел взгляд на Марисоль. Она сидела, склонив голову, и вилкой ковыряла еду. Она мало съела, но открыла баночку цвета меди, которую ей дала Док Джейн, и выпила одну серо-оранжевую капсулу.

Но не он один наблюдал за ней. Орлиный взгляд ее бабушки охватывал все вокруг: каждое движение вилки, каждый ее глоток из стакана с водой, все несъеденное ею за столом.

Марисоль, с другой стороны, ни за кем не следила. После эмоционального воссоединения со своей бабушкой она закрылась, не сводя взгляда со своей тарелки, а ее голос ограничивался «да» и «нет» касательно специй и приправ.

Она мысленно вернулась в место, куда он не хотел, чтобы она возвращалась.

— Марисоль, — сказал он.

Она подняла голову.

— Да?

— Хочешь, чтобы я показал тебе твою комнату? — Как только слова вылетели изо рта, Эссейл тут же посмотрел на бабушку. — Если вы позволите, разумеется.

Согласно старым обычаям, старая женщина была дуэньей Марисоль, и хотя он редко выказывал уважение к людям, было уместно оказать внимание женщине.

Бабушка Марисоль кивнула.

— Да. Я взяла ее вещи. Вот они.

И, конечно, чемодан на колесиках стоял в дверном проеме в комнату.

Когда бабушка вернулась к собственной тарелке, он мог поклясться, что заметил легкую улыбку на ее губах.

— Я просто вымоталась. — Марисоль встала и взяла свою тарелку. — Кажется, я могу проспать целую вечность.

Обойдемся без подобных заявлений, подумал Эссейл, вставая.

Марисоль поцеловала бабушку в щеку, сказала что-то на родном языке, и он последовал за ней, положив тарелки в раковину, а потом подошел к чемодану. Он хотел обхватить Марисоль рукой. Но не сделал этого. Однако он взял багаж, когда она потянулась за вещами.

— Позволь мне, — сказал он.

Девушка легко уступила, что подсказало ему, что ее все еще мучила боль. И, вставая впереди, он вывел ее к лестнице. Было два пути: один вел вверх в его комнату, другой уходил вниз, в подвал, где располагалось пять спален.

Бабушка и кузены жили на нижнем уровне.

Посмотрев через его плечо, Марисоль молчала, ее глаза слипались, плечи обмякли от усталости, которая была более чем просто физической.

— Я отдам тебе свою комнату, — сказал он. — Она уединенная.

Он не останется с ней. Ведь ее бабушка в доме.

Хотя именно там он и хотел находиться.

— Спасибо, — пробормотала она.

Прежде чем он понял, что делает, Эссейл усилием мысли открыл укрепленную раздвижную дверь, открывая взгляду отполированную лестницу из черного и белого мрамора.

О… черт.

— Датчики движения, да, — пробормотала она, ничего не пропуская.

— Воистину.

Поднимаясь по ступенькам, Эссейл старался не следить за движениями ее тела. Это касалось проявлением неуважения… особенно потому, что она хромала.

Но, Дражайшая Дева-Летописеца, он хотел ее как никого в жизни.

Его покои занимали весь верхний этаж, восьмиугольное пространство предоставляло обзор на триста шестьдесят градусов на реку, центр Колдвелла вдалеке, леса на западе. Круглая кровать с резным изголовьем была установлена прямо в середине комнаты под зеркальным потолком. «Мебель» из ореха вся встроенная — боковые столики, бюро, стол — ничего не стояло на пути стеклянных стен.

Ударив по переключателю у двери, он запустил механизм, шторы вышли из потайных отделений, протяженной волной закрывая окна.

— Для сохранения благопристойности, — сказал он. — Ванна в той стороне.

Он потянулся к дверному косяку и щелкнул другим переключателем. Освещение спальни было в кремовых и миндальных тонах, и оно дублировалось расцветкой мраморных полов, стен и столиков в уборной. Забавно, он никогда не думал о декоре в таком ключе, но сейчас он был рад, что преобладали успокаивающие тона.

Марисоль заслужила покой, заработанный в тяжкой битве.

Она обошла ванную, ее пальцы скользили по прожилкам мрамора, будто она пыталась обрести почву под собой.

Она повернулась к нему лицом.

— Где ты спишь?

Никогда он не испытывал сомнений касательно своего положения, но сейчас был вынужден прокашляться.

— Внизу. В комнате для гостей.

Она скрестила руки на груди.

— Наверху нет еще одной кровати?

Он ощутил, как приподнимаются брови.

— Есть раскладная кровать.

— Ты можешь остаться? Пожалуйста.

Эссейл прокашлялся.

— Ты уверена, что это позволительно, ведь твоя бабушка рядом?

— Мне так страшно, я одна не смогу уснуть.

— Значит, я с удовольствием выполню твою просьбу.