Король Абдель Азиз: создатель Саудовской Аравии

Тем не менее, по подсказке султана Ибн Митаб с величайшей готовностью нанёс сильный удар по эмирату. Он вступил в его пределы и осадил небольшое селение эль-Джахра на берегу Персидского залива. По распоряжению вице-короля Индии в воды залива был послан британский крейсер, который обстрелял лагерь шаммаров. В эмират стали открыто поставлять большие партии британского оружия, а в Стамбуле британский поверенный в делах вновь протестовал против действий турецкого вассала. После нескольких недель безрезультатной осады Ибн Митаб по распоряжению султана отошёл от эль-Джахры.

Такой поворот событий вызвал величайшее разочарование у кувейтского эмира, раз и навсегда отказавшегося от попыток распространить своё влияние на внутреннюю Аравию. Очередная неудача сильно повлияла и на эмира Абдель Рахмана, вновь убедившегося в собственной слабости как правителя. Не пал духом лишь молодой Абдель Азиз.

Отсутствие денег, современного вооружения, сильных и надёжных союзников, поддержки со стороны великих держав как будто не смущали его. «На что же ты надеешься?» — спрашивал отец. «На себя!» — отвечал сын. Он был в то время очень высок, худ, имел небольшую бородку и усы, но обладал уже сильным взглядом, которого страшились иные из рабов их семьи.

5

Жизненный опыт девятнадцатилетнего Абдель Азиза к тому времени был велик и разнообразен. Он знал жизнь пустыни и жизнь восточного города.

В пустыне он жил с отцом в одной палатке, любил смотреть на восход солнца, когда медленно выплывающий снизу ярко-красный шар светила неуловимо быстро становился золотым и обретал нестерпимое для глаз сверкание. С подсказками отца он постигал умение ездить верхом на коне и на верблюде, ориентироваться в бескрайней пустыне, находить воду и определять погоду на завтра. Ему был понятен и близок аскетический образ жизни бедуина, с одной стороны, зависимого от бесчисленных стихий природы, с другой — способного использовать своё знание природы; часто живущего впроголодь, но стремящегося прежде всего накормить и напоить верблюда; презирающего арабов, занятых «грязным» трудом — ремесленников, земледельцев, а самому часто пускающегося в разбойный набег («газу») на мирные караваны, но всегда дающего дружелюбный приют любому гостю.

О жизни в Стамбуле он знал по рассказам других. Там всё было непохоже на родную пустыню, однако ему нравилось слушать о величественных мечетях и богатых дворцах, о весёлом оживлении торговых рядов, набитых до отказа коврами, подносами, кинжалами, золотыми изделиями, посудой, сладостями, зерном, маслом, чего там только не было… Это было так непохоже на скудость аравийских базаров, где главным сокровищем был жемчуг, который его ловцы поднимали со дна Персидского залива. В столице Османской империи он представлял зелень парков вокруг султанских дворцов, грандиозность двух огромных мечетей, чьи купола и высокие минареты были видны отовсюду: Айя-Софии, переделанной из православного собора, и Голубой мечети. Вместе с отцом и братьями он посещал службы в мечетях, дома читал Коран, мудрость которого открывалась ему постепенно, и Стамбул виделся ему из Аравии чужим, позднее он никогда не испытывал желания приехать туда. Море, разделявшее огромный пёстрый город широким рукавом, пугало его своей огромностью, казалось враждебной стихией, не то, что родная пустыня.

Правда, в Кувейте вся жизнь была связана с морем. К тому времени столица эмирата город эль-Кувейт стал важным торговым центром в заливе, благодаря наличию порта. Через эль-Кувейт шла торговля с внутренней Аравией, оттуда шли караваны с финиками и кожей, табуны аравийских скакунов, туда отправляли рис, кофе, табак, соль, кулинарные специи, топлёное масло, слоновую кость. Большие одномачтовые лодки, которые веками делали кувейтские корабелы, перевозили керосин, лесоматериалы, текстиль, оружие в порты Индии, Персии, Цейлона, на Занзибар и в Аден. Но если повернуться спиной к заливу, за нагромождением невысоких домов, заборов, мечетей, торговых рядов можно было увидеть край иного моря — пустынного. То была его родная стихия.

Он любил и умел красиво носить традиционную одежду кочевников («бедуинов»): шаровары, кожаные сандалии, длинную белую рубаху с узкими рукавами («дишдашу»), поверх которой надевают род плаща («аба»), часто расшитого по вороту золотыми нитками; в холодное время года мужчины носят род халата на завязках («зипун») или короткую куртку («дамир»). Голову настоящего бедуина всегда покрывает платок («куфия») в бело-красную, бело-чёрную клетку или белого цвета, который придерживается на голове двумя шнурами («игаль»). Он любил и простую еду бедуина: лепёшка, снятое овечье молоко, горсть фиников, кофе, хотя в их доме по праздникам на стол на большом медном блюде неизменно подавался и зажаренный барашек, засыпанный рисом и политый соусом из овечьего молока.