Разбив лагерь на берегу реки, где их атаковали полчища гнуса и москитов, армия этим вечером поглотила жалкие остатки взятой с собой провизии и не нашла ничего съедобного в болотах и топях вокруг. Непривычные к звуку стольких голосов и треску веток, обезьяны, птицы, броненосцы и даже вялые ленивцы разбежались, так что охотникам попались только случайно оставшиеся больные или молодые звери.
— Никогда не видели таких густых джунглей, — бурчали люди полковника Принса на следующий день. — Эти лианы такие же твердые, как сердце шлюхи на Topтуге.
Однако, поплевав на пальцы, они принялись палашами прорубать проход в стене растительности вдоль реки. Спустя полчаса идущий впереди флибустьер остановился, он так обессилел, что даже не мог отбиваться от насекомых. Другой пират грубо выругался, когда Морган толкнул его вперед на смену выбившемуся из сил передовому.
К полудню индейцы из дружеского племени принесли новость, которую Морган предпочел бы не слышать. Дрожащими, высокими голосами они быстро рассказывали. Ради всего святого! Англичанам лучше быть осторожными; губернатор Панамы де Гусман послал генерала Гонсало Саладо с отрядом в пятьсот хорошо обученных солдат, и тот собирается перекрыть дорогу вторгшейся армии в местечке под названием Барро Колорадо, где можно устроить превосходную засаду в поросших густым лесом холмах.
К утру третьего дня люди уже были голодны как волки и завидовали тем своим товарищам, которые остались охранять Сан-Лоренсо и корабли. Они с удовольствием поменялись бы местами с любым из ста шестидесяти человек из отряда капитана Роберта Дилендера, которые расположились лагерем у брошенных лодок и пирог, всего в дне пути отсюда.
На четвертый день потребовался весь юмор Моргана, весь его сарказм и несгибаемая воля, чтобы заставить двигаться оборванную, с окровавленными ногами, исцарапанную колонну.
Ахилл Трибитор, с застрявшими в белокурых волосах колючками и листьями, еще раз доказал, что на него можно положиться. Этот уже пожилой бывший аристократ бросался вперед словно лев и даже подгонял рапирой изможденных, уставших пиратов, чтобы они двигались быстрее.
Идя во главе армии, Генри Морган расположился позади линии стрелков, опытных и зорких. Все чаще ему приходилось менять рубщиков, которые падали без сил от голода и жары и отползали в сторону. Многие уже начинали поговаривать, что до Панамы, наверное, дальше, чем до легендарного Китая.
— Ты что, споткнулся, Диккон? Тогда поднимайся, потому что город уже близко. Там полно еды — хватит на всех. Шевели ногами, Жиль, и ты, Пьер. Вы наверное, не голодны, а то бы вы поторопились добраться до Барро Колорадо и захватить его, чтобы скорее набить брюхо. Хорошая работа, Абрам, покажи этим мальчишкам, как надо работать топором.
С ввалившимися глазами, в разодранной в клочья рубашке, королевский адмирал без устали расхаживал вдоль своего подразделения, распоряжался, чтобы совершенно обессилевших и больных сажали в те немногие пироги, которые все еще могли передвигаться по Чагресу.
Больше всего Моргана тревожило все увеличивающееся количество заболевших лихорадкой или другими болезнями, но все-таки пока не было слышно ни мушкетных выстрелов из засады, ни отравленных стрел индейцев. С каждым часом лица пиратов все более вытягивались, вокруг глаз и рта проступали резкие морщины, они уже шатались от усталости.
Из-за того, что тропинка оказалась слишком узкой, а иногда и вообще пропадала, плавно переходя в топкие трясины по берегам Чагреса, колонна флибустьеров растянулась почти на две мили.
На долю Эноха Джекмена и Бледри Моргана выпала труднейшая задача; они должны были следить за тем, чтобы позади оставались только мертвые. Джекмен подозревал, но не мог доказать, что далеко не одного из ослабевших пиратов прикончили ударом по голове свои же товарищи, которые предпочитали отдать его крокодилам на ужин, чем тащить на себе еще хотя бы один ярд.
Там, где было повыше и посуше, шныряли ядовитые змеи, такие, как красно-черные табоба, коралловые змеи, рогатые гадюки и смертельно ядовитые зеленые змейки, которые бросались на человека без предупреждения, едва заслышав звук шагов. Тогда поднимался жуткий крик, и в кольце обступивших жертву перепуганных зрителей несчастный метался из стороны в сторону, тщетно пытаясь высосать яд.
Встречались им и пауки, размером в ладонь, с темно-коричневым тельцем и мохнатыми ногами. Поскольку их укус оказался не менее смертельным, чем укус гадюки, то многие из отощавших, замученных лихорадкой флибустьеров незаметно скрывались в густых зарослях, чтобы там тихо умереть, оставив свое тело в добычу полчищам муравьев.
Но насекомые оставались самой жестокой пыткой: мухи, клопы, жучки и блохи падали с листьев и вгрызались в потную кожу матросов.
Бронзовые, всегда бодрые, индейцы, которых взял с собой Морган, находили лужайки с посевами, но урожай либо был уничтожен, либо еще не созрел.
Снова и снова Морган громко запевал «Военную песнь Глеморганшира» или «Малютку Салли с нашей улицы» и заставлял падающих с ног пиратов подпевать ему.