Король абордажа

— Куда ты идешь? — Донья Елена подняла глаза от вышивки. — Нам лучше оставаться вместе. Ах, Боже! Ты слышишь эти выстрелы? Тебе не кажется, что они приближаются?

— Нет. Я иду в свою комнату. Я… я скоро вернусь.

Наверху Мерседес помедлила только для того, чтобы вытащить из маленькой шкатулки, которую она прятала у себя под кроватью, шесть золотых монет. Хватит ли этого, чтобы подкупить тюремщика? Хорошо, если хватит, у нее больше ничего не было.

Завернувшись в мантилью и утешая себя тем, что сейчас ее черная вуаль привлечет мало внимания, Мерседес пробежала через кухонный сад, отперла ржавую калитку и выскользнула на улицу.

Девушка заметила, что дверь соседнего дома Эбро была заперта, хотя она точно знала, что ее ближайшая подруга Анна не уехала из города.

Улица Санто-Доминго казалась одновременно знакомой и совершенно чужой. Не было привычных, скрипящих фермерских повозок, доверху нагруженных товаром, не было вообще никого из торговцев. Ей встретился лишь небольшой отряд пехотинцев-самбо, которые шли по Калле дель-Обиспо.

Она заслонила глаза от непривычно яркого солнца и подумала, что резкий ветер слишком бурно развевает ее платье и нижние юбки. Вдали, за Калле дель-Обиспо, велись траншейные работы и несколько солдат стояли у большой пушки, может быть, одной из пушек ее брата. Мерседес знала, что эту пушку не придется использовать, потому что свирепых пиратов не подпустят к пригороду Маламбо.

Перед муниципальным зданием собралась большая толпа, все лица были обращены к балкону, с которого должны скоро объявить о победе; некоторые пристально наблюдали за выражениями лиц группки офицеров, которые с колокольни кафедрального собора смотрели в подзорные трубы.

К величайшему удивлению Мерседес, она не увидела во дворе тюрьмы ни одного тюремщика или солдата. На дворе было пусто, хотя большая железная связка ключей висела на своем месте. Девушка совершенно точно знала, что эти ключи открывают десять или двенадцать камер, а также карцеры и подземелья. До смерти перепуганная, она все же сняла связку с крючка и проворно метнулась к ряду камер, приоткрывая глазки и становясь на цыпочки, чтобы заглянуть в них.

Она увидела пленников разного возраста и в разном состоянии, но Давидо среди них не было. Увы! Может, Давидо перевели в маленькую каморку под помещением религиозного трибунала?

Ее внимание привлекла спускавшаяся вниз лестница.

— Давидо! — позвала она, вначале тихо, а потом громче и громче. — Давидо, ты здесь?

На ее крик откликнулся хор жалких дрожащих голосов:

— Еды, ради Бога! Воды! Я умираю от жажды! — Голоса неслись из всех камер. Похоже, тюремщики давно уже не выполняли своих обязанностей.

Внизу было так темно, что Мерседес ничего не видела, и она замерла на месте, зажав нос от ужасающей вони.

— Давидо! О Давидо! Ты можешь ответить мне? Где ты?

И ей ответил сдавленный крик из второй камеры справа от нее:

— Мерседес, я… я с ума сошел, или ты — Мерседес?

— Ах, да славится Божья Матерь! — Мерседес бросилась вперед, перепрыгивая через охапки вонючей соломы.

Наверху на Плаца Майор что-то закричала толпа, но Мерседес не обратила на это внимания, она только бормотала что-то, трясущимися руками пытаясь подобрать нужный ключ. Казалось, прошла вечность, когда раздался заветный щелчок и дверь открылась. Девушка распахнула дверь и увидела такое исхудавшее подобие Дэвида Армитеджа, что застыла в неописуемом ужасе. Потом, испустив слабый стон, Мерседес, не обращая внимания на его грязные лохмотья, косматую бороду и страшную вонь, бросилась к нему.

— Любовь моя, — тихо простонал он. — Ты подвергаешь себя такой опасности… Я должен…

— Тихо, — прервала она его, отчаянно стараясь найти ключ от цепей. — Вот он. Это шляпа и плащ одного из тюремщиков. Быстрее! Быстрее!

Дрожащий пленник хрипло рассмеялся.

— Я бы хотел, моя девочка, но у меня уже два дня ни крошки не было во рту, и я болен.

— Тогда обопрись на меня. И пойдем…

Они замерли при звуке шагов в караульной, и Дэвид застонал. Он не мог ей ничем помочь, так устало и слишком ослабло его тело. Ноги не слушались его.

— Доверься мне и жди. — Огромные голубые глаза взглянули в лицо Мерседес, которая отшатнулась назад и вытащила золото, — Эй, друг, — позвала она, стараясь говорить уверенно, но чувствуя, что ее голос предательски дрожит.

Человек, стоявший в начале лестнице, остановился.

— Да помогут мне все святые! Что женщина делает в таком ужасном месте?

Минутой позже появилась седая фигура в коричневой рясе.

— Брат Пабло! — ахнула Мерседес, — Слава Богу. Вы должны помочь мне. Дон Давидо едва может ходить.

Священник огляделся вокруг, а потом прошел туда, где Дэвид рухнул на колени в полуобморочном состоянии.

— Я тоже пришел за тобой, сын мой, — прошептал францисканец. — Я беспокоился за тебя.

Когда они втроем выбрались из зловонного мрака на солнечный свет, до их ушей донеслись протяжные стоны и вопли. Отец Пабло объяснил:

— Сражение плохо оборачивается для нас. Ходят слухи, что панамская армия отступает.

Глаза Мерседес в ужасе округлились.

— Но… но это невозможно! Там папа и Эрнандо!