Король англосаксов

При этом виде руки валлийцев опустились. Эти люди, не колебавшиеся умертвить человека для блага своей родины, были все же потомками доблестных рыцарей и считали позором поднять руку на женщину То, что спасло от смерти Гарольда, спасло и Мирдита: подняв поспешно меч, он открыл свою грудь, но Гарольд, несмотря на свой гнев и боязнь за жизнь своей Юдифи, не захотел воспользоваться подобной оплошностью.

– Зачем вам моя жизнь? – спросил спокойно граф. – Кого в обширной Англии мог обидеть Гарольд?!

Слова эти рассеяли силу очарования и разбудили мщение. Меч Мирдита сверкнул над головой графа, скользнул по клинку, подставленному графом. Клинок Гарольда вонзился в грудь Мирдита, и тот рухнул на землю, убитый наповал.

Сеорли римской виллы, услышавшие крики, поспешили на помощь, вооруженные чем попало, а в то же время из леса раздались также окрики, и на опушку выехал Вебба со своими всадниками. Валлийцы, не ободряемые уже своим вождем, бежали с быстротой, которой особенно отличается это племя. На бегу они призывали своих крошек-лошадок, которые с фырканьем скакали на их зов. Беглецы хватались за первую попавшуюся под руку лошадь и садились на нее. Лошади же, оставшиеся без наездников, останавливались у трупов убитых хозяев, жалобно ржали, но потом, покружившись около новоприбывших всадников, с диким ржанием бросились вслед за товарищами и исчезли в лесу.

Несколько человек из дружины Веббы кинулось было в погоню за беглецами, но напрасно, потому что сама местность благоприятствовала бегству. Вебба же с остальными и с сеорлями Хильды бросились к месту, где Гарольд, истекая кровью, стоял еще на ногах и, забыв о себе, радовался, что Юдифь невредима. Вебба сошел с коня и, узнав Гарольда, спросил его заботливо:

– Впору ли мы подоспели?.. Ты истекаешь кровью… Ну как ты себя чувствуешь? Успокой меня, граф!

– В моих жилах осталось еще довольно крови, чтобы принести пользу Англии, – ответил он со спокойной и ясной улыбкой.

Но едва граф успел произнести эти слова, как голова его быстро опустилась на грудь и его отнесли в глубочайшем беспамятстве в старинный дом пророчицы.

Глава II

Хильда проявила так мало удивления при виде окровавленного и бледного Гарольда, что Вебба, до которого доходили рассказы о ее чародействе, был уже готов думать, что страшные разбойники на крошечных косматых лошадках были демоны, духи, вызванные и посланные Хильдой для того, чтобы наказать жениха ее внучки, Юдифи. Подозрения тана еще больше усились, когда раненого внесли по крутой лестнице в ту самую светлицу, где он видел загадочный достопамятный сон, и Хильда удалила из нее всех присутствующих.

– Нет, – заметил ей Вебба, – жизнь графа слишком дорога, чтобы оставлять его на охранение женщины… и притом чародейки. Я поеду в столицу за его постоянным врачом и прошу тебя помнить, что ты и все твои люди ответите головой за безопасность графа.

Гордая вала, внучка королей, не привыкла к такому языку. Она быстро обернулась и взглянула так грозно и повелительно, что смелый тан смутился. Указывая на дверь, она сухо сказала:

– Уходи отсюда! Жизнь графа спасла женщина. Уходи же немедленно.

– Не тревожься за графа, добрый и верный друг, – прошептала Юдифь, стоявшая как статуя у постели Гарольда. Тан был глубоко тронут ее кротким голосом и вышел без протеста.

Хильда ловкой и искусной рукой стала осматривать раны больного, нанесенные в грудь и плечи; она обмыла их. Юдифь глухо вскрикнула, и, наклонив голову над рукой жениха, прильнула к ней губами. Ее сердце забилось горячей благодарностью, когда она увидела, что на груди Гарольда, по местному обычаю, проколот талисман, называемый также узлом обручения, а посреди его ее имя:

«Юдифь».

Глава III

Вследствие ли волшебного врачевания Хильды или забот Юдифи, Гарольд скоро поправился. Он был, может быть, рад случаю, удержавшему его на римской вилле.

Он отослал врача, которого все-таки прислал ему Вебба, и не без достаточной причины вверился искусству и познаниям Хильды. Счастливо текло время под древним римским кровом!

Не без суеверного трепета, в котором было, однако, более нежности, чем страха, узнал Гарольд, что тайное предчувствие опасности, угрожавшей ему, смущало сердце Юдифи, и она просидела все утро на кургане, ожидая его. Не этим ли Фюльгия спасла его от смерти?

Было, действительно, что-то загадочное, похожее на истину в утверждении Хильды, что его дух-хранитель носит образ Юдифи: верен был каждый шаг, светлы все дни Гарольда с тех пор, как сердца их слились в чувстве любви. Суеверное чувство слилось с земной страстью; в любви Гарольда была такая глубина, такая чистота, которая встречается крайне редко в мужчинах. Одним словом, Гарольд привык видеть в Юдифи только доброго гения и счет бы святотатством все, что бросило бы тень на ее непорочность. С благородным терпением смотрел он, как текли месяцы и годы, и довольствовался одной отдаленной надеждой.