Орнон покачал головой. Не все планы заканчиваются успехом. Этот оказался неудачным. Эвгенидес перестал отвечать на оскорбления аттолийцев. Допустил, чтобы им помыкали. Он терпеть не мог быть на виду у публики, и Орнон прекрасно это знал. Раньше он думал, что получит огромное удовольствие, глядя на Эвгенидеса, с которым его связывали долгие непростые отношения. Но чего Орнон никак не ожидал, так это почувствовать себя в лодке без руля и ветрил, мчащейся по реке к водопаду.
Он поглядел на короля. Эвгенидес надел к ужину тот же камзол, в котором был вчера. И, что гораздо тревожнее, сегодня утром на тренировке он ударил гвардейца по голове. Аттолийцы сочли это несчастным случаем, но Орнону было виднее. По какой-то причине Эвгенидес вышел из себя, а для слабого короля это величайшая опасность. Слабые короли, теряющие терпение, могут натворить колоссальных бед. В последнее время Эвгенидес повзрослел, но до этого много лет был невероятно вспыльчив.
Над залом витал тихий гул разговоров. Вдруг за боковым столом кто-то обратился к королю.
– Ваше величество, – с невинным видом спросил этот любопытный, – а правда, что ваши родичи однажды окунули вас головой в бочку с водой?
Орнон замер с винным кубком в руке.
– И верно ли, что вас держали и не отпускали до тех пор, пока вы не повторите оскорбления в адрес своей семьи?
Говоривший сидел далеко от Орнона, но голос разносился на весь зал. Это был юноша с длинными локонами, одетый по последней моде. Один из приятелей Дита, подумал Орнон. Дит и его младший брат Седжанус особенно изводили короля. Всякий раз, когда Дит был рядом, Эвгенидес закусывал удила. При том что двое сыновей Эрондитеса терпеть не могли друг друга, и казалось бы, король должен поладить хотя бы с одним из них, но этого не происходило.
Эвгенидес, бесцельно гонявший еду по тарелке, наконец поднял глаза, и кубок Орнона со стуком опустился на стол, расплескав вино.
Торопливо поправив кубок, Орнон выругал себя за то, что задумался о прошлом Эвгенидеса. Его мысли словно вытянули на поверхность самые жестокие стороны натуры короля. В таком настроении Эвгенидес не откликнется ни на какие призывы к благоразумию, которые мог бы послать ему Орнон со своего конца стола. Он даже не посмотрит на Орнона. И его внимание не удастся привлечь ничем – разве что бросить в короля булочкой.
Этот дерзкий аттолийский щеголь, явно из патрициев, но отнюдь не барон, покосился на королеву, оценивая, понравился ли ей его выпад. Но она глядела в другую сторону. Король слегка пожал плечами и ответил:
– Спроси у моих родичей сам. Я могу послать тебя к ним.
Щеголь рассмеялся. В его смехе слышалось плохо скрытое презрение.
– Путь будет долгий, ваше величество. Я бы хотел получить ответ от вас.
– Путь будет короче, чем ты думаешь, – вежливо отозвался король. – Почти никого из моих родичей мужского пола нет в живых.
Тишина, повисшая над главой стола, быстро растеклась по всему залу до самых дальних углов. Улыбка аттолийца стала неуверенной.
Король не улыбнулся в ответ. Те, кто понял смысл его слов, поежились, словно от холода.
Недавняя война между Эддисом и Аттолией дорого обошлась горной стране. Страданий и потерь ей выпало больше, чем крупной богатой Аттолии, но в конце концов эддисский вор воссел на аттолийский престол. И любопытному придворному вдруг расхотелось выяснять, сможет ли Эвгенидес из Эддиса послать его в преисподнюю вслед за своими родичами. Он сидел и горько раскаивался, что послушался Дита, подговорившего его на эту маленькую шутку. Юноша снова посмотрел на королеву, на сей раз ища спасения. Но она по-прежнему глядела в другую сторону.
– Простите, ваше величество, если я вас обидел, – пролепетал он, глядя в скатерть.
Король ничего не сказал. Поймал над столом встревоженный взгляд Орнона и ответил широкой улыбкой, которую посол очень хорошо знал. Эвгенидес был зол и сам радовался этому. Король лениво потянулся за кубком и допил оставшиеся в нем капли вина.
Не зная, куда бы еще устремить взгляд, Орнон посмотрел на королеву. На его лице ясно отражалась мольба, и она не осталась незамеченной: королева улыбнулась с еле заметным весельем и повернулась к Эвгенидесу. Глядя, как он вертит в руках пустой кубок, она протянула ему свой:
– На, возьми мой.
Все, кто сидел рядом, отпрянули. Эвгенидес поперхнулся еще не проглоченным вином. Ни для кого в зале не было секретом, что ядом, подсыпанным в свой собственный бокал, Аттолия отравила первого мужа, за которого ее выдали насильно.
Эвгенидес кашлял, его плечи ходили ходуном. Откинул голову назад, хватая воздух ртом, наконец отдышался и открыто расхохотался. Держась за бока, поглядел на королеву. Она ответила бесстрастным взглядом, и он захохотал громче. Аттолийцы, все как один, смотрели на него с откровенной неприязнью.
– Дорогая моя, я этого не боюсь, – ответил он слегка натянутым голосом. – Да и нет нужды. Смотри. – Он указал на кубок. Мальчик-виночерпий уже наполнил его, подскочив с амфорой так быстро, что вино расплескалось на скатерть. – Мой кубок уже полон.