Король Аттолии

Костис улыбнулся. За спиной кто-то хихикнул, и он подскочил. Там стояла Илейя, одна из самых молодых служанок королевы. Ее темные волосы выбились из-под серебряной сетки и кудрявились над плечами. Она стояла, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди.

– А я-то думала, он никогда не делает как велено, – улыбнулась она.

– Я всего лишь посоветовал ему то, что он и так собирался сделать, – ответил Костис.

– В этом-то и вся сложность, – отозвалась Илейя.

* * *

Через некоторое время король опять пошевелился, и Костис с облегчением подумал: наверно, просыпается. Сам он уже падал от усталости. День тянулся мучительно медленно, и глаза слипались. Он с трудом держал их открытыми, но никак не мог сфокусировать взгляд и не сразу понял, что король отнюдь не просыпается – его снова мучают кошмары.

Костис присел возле кровати.

– Ваше величество!

Король дернулся, словно его обожгло, но не проснулся.

И вдруг оцепенел. Глаза открылись, но он ничего не видел. Судорожно пытался вдохнуть, и Костис, понимая, что за этим последует вопль, схватил короля за руку и сильно встряхнул.

Миг – и король отпрянул на дальнюю сторону кровати, глаза широко распахнулись, а в левой руке блеснул неизвестно откуда взявшийся шестидюймовый нож. Костис выставил руки перед собой, держа их на виду, и заговорил очень спокойно:

– Ваше величество, вам приснился кошмар.

– А, Костис, – проговорил король, с трудом узнавая.

– Да, ваше величество.

– Взводный командир.

– Вы произвели меня в лейтенанты, ваше величество, – осторожно напомнил Костис.

Король пришел в себя:

– Да, верно.

Острие ножа опустилось. Король весь дрожал, но на щеки возвращался цвет.

– Ирена, – тихо произнес он.

Костис обернулся. В дверях стояла королева. Повернулся обратно к королю – краска, только что выступившая, схлынула опять.

Королева обошла вокруг кровати, села рядом с королем и обняла его.

Король прижался к ней и сказал, извиняясь:

– Меня тошнит.

– Тогда опусти это. – Королева вынула из его безвольных пальцев нож и положила на одеяло. Одной рукой обнимая короля, другой потянулась за тазиком, стоявшим возле кровати. Поднесла к нему. Поддержала ему лоб. Короля вырвало.

– О боги, до чего же это унизительно. – Он откинулся на подушки.

– Это можно пережить.

– Легко тебе говорить, – сказал король. – Тебя же не вырвало.

– Тогда подскажи, что я должна тебе говорить, – отозвалась королева.

Король вздохнул. Забыв, что рядом стоит Костис, забыв, по-видимому, что на свете вообще существует кто-то еще, проговорил дрожащим голосом:

– Скажи, что не отрежешь мой лживый язык, скажи, что не ослепишь меня, не вонзишь в уши раскаленную проволоку.

Застыв на миг в неподвижном объятии, королева склонилась и поцеловала сначала одно закрытое веко, потом другое. Сказала:

– Я люблю твои глаза.

Потом поцеловала в обе щеки возле маленьких ушных мочек.

– Я люблю твои уши. И люблю… – Ласково поцеловала в губы. – Каждое слово нелепой лжи, слетающее с твоих уст.

Король открыл глаза и улыбнулся королеве. Стало ясно, что их связывает теплая дружеская близость – нерушимая и, на взгляд Костиса, непостижимая. От смущения Костис не знал, куда деваться. Он бросил взгляд на дверь, ища пути к отступлению, но путь преграждали две служанки королевы. Они стояли не шевелясь и старательно смотрели себе под ноги. Ему хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила его, чтобы половицы разошлись и он провалился с глаз долой вместе с гобеленовым креслом и трехногим столиком. При условии, конечно, что это произойдет без единого звука и не привлечет внимания короля с королевой.

– Здесь Костис, Иоланта и Илейя, – напомнила мужу королева.

– Костис, – задумчиво проговорил король. – Это тот, что похож на Телеуса, только моложе? Который не понимает шуток?

– Он самый. – В голосе королевы слышалось еле заметное веселье.

Король лежал неподвижно, но на его лицо медленно возвращался цвет, а дыхание стало легче. Он открыл глаза и посмотрел на королеву. Она по-прежнему сидела, склонившись над ним.

– Прости, – сказал он.

– Ты был прав.

– Неужели? – изумился король.

– Извинения навевают скуку.

Эвгенидес усмехнулся. Снова закрыл глаза, повертел головой на подушке, расслабляя перенапряженные нервы. И, став более похожим на себя, сказал:

– Ты бесценное сокровище.

Говорил он теперь тоже почти как обычно, и Костис вдруг осознал, что грубоватая хрипотца в голосе звучала не спросонок – это был родной для короля эддисский выговор. Не до конца проснувшись, он, разумеется, говорил так, как привык, однако Костис никогда не слышал этого акцента. А окончательно стряхнув сон, король заговорил как аттолиец. Костис задумался. Интересно, что еще прячет в себе король? В нем наверняка скрыто много такого, о чем никто не догадывается и потому не думает искать.

* * *

– Если тебе уже немного получше, нам надо заняться неотложными делами, – сказала королева.

– Прямо в ночной сорочке? – Король, как всегда, отказывался проявлять покорность.

– Твои лакеи. Я с ними поговорила. И ты поговори.

– А. Ну они уже видели меня в ночной сорочке. – Он поглядел на рукав, расшитый белыми цветами. – Правда, не в твоей.