— Найдите мне применение, мэтр Грасе, — выпалила Аранта. — Я травы знаю. Он недоверчиво хмыкнул:
— Мне казалось, сама ты лучше устроилась.
— Вам казалось… во-первых. Во-вторых, я не знаю, доколе мне миледью быть. В ремесле, за которое деньги платят, в опыте и доброй славе, с тем, что найдутся люди, кто скажет, что я это могу и делала, я нуждаюсь, как мышь в горохе. И не убеждайте меня в том, что для вас любая пара рук — лишняя.
— Убеждать не стану, — фыркнул Грасе. — С ног валимся, бывало, и я, и девчонки. Да только белы руки и нам в хозяйстве ненадобны.
— Белы? — Она развернула перед его лицом ладони, демонстрируя мозоли и ногти, маникюр на которых от рождения делался с помощью зубов. — Эти, стало быть, не подойдут?
— Так ты говоришь, — он зыркнул на нее черным глазом, — лечила?
— Скотину, — потупилась Аранта.
— Достигнув и превзойдя соответствующий уровень цинизма, начинаешь понимать, что это сиречь одно и то же. Только они невинней нас. Приходи, миледи, коли желчью провонять не побоишься да дурных слов не постесняешься. Много чего человек скажет, пока ты ему размозженную ногу отпилишь. Сперва на подхвате будешь, потом на перевязке. Потом, коли окажешься умна — а чую, что так и есть, — хирургии учить стану. На теле. На живом. Только, — он мотнул головой, указав всеми подбородками через плечо и вверх, — там сама договаривайся. Мне сложности с Баккара не нужны.
— Их не будет, — ровным голосом пообещала Аранта, И мэтр Грасе уставился на нее в изумлении, которое она в тот момент сочла показным. Уже потом, спустя определенное время, она поняла, что стала первой, кто осмелился дать гарантии в отношении Короля-Беды.
В назначенный час Аранта вошла в госпитальные палатки, заглянув тем самым еще в один из многочисленных ликов войны. Армия вынуждена была тащить за собой своих тяжелораненых, пока не выдавалась возможность оставить их для выздоровления в подходящем городе или на какой-нибудь ферме. Картина боли и ужаса, вонь заживо гниющей плоти, дезинфицирующих составов и испражнений. Здоровые ходили по надобности за пределы лагеря, больные делали свои дела, кто как мог. Сдавленные стоны тех, кто баюкал обрубки в окровавленных бинтах, и истошные вопли во все горло, смысл которых заключался, как правило, в том, что он, раненый, не позволит живодеру оттяпать себе ту или иную конечность, как будто Грасе была в том единственная радость и смысл жизни. Впрочем, какими бы истошными ни были эти вопли, визгливый бабий фальцет доктора перекрывал их запросто. Немудрено — он ежедневно тренировался.
Лавируя меж кое-какими произвольно и наспех составленными койками и ухитряясь тем не менее как-то не наступать на лежащих вповалку прямо на полу, Аранта прошла к мэтру и встала перед ним. Тот, умолкнув, словно утомился от перебранки, сунул пальцем в простертого перед ним человека. Щетина, воспаленные глаза — неоспоримый признак бессонницы, вызванной непрестанной болью. Грязные узловатые руки с траурной каймой под ногтями он прижимал к почерневшему, заскорузлому и явно присохшему к ране бинту. Лицо его показалось Аранте знакомым: кто-то из королевской свиты. Он испытывал боль и боялся еще большей боли. Перед болью все равны.
— Рана в живот, — объяснил для нее мэтр Грасе, — не смертельная, что в общем-то редкость, но повязку надо менять и прочищать, иначе не избежать загноения, и тогда мы неизбежно потеряем достославного сэра. Сегодня будешь смотреть, завтра сделаешь все сама. Ясно?.
Аранта пожала плечами. Достославный сэр бурно запротестовал.
— Заткнитесь, — оборвал его Грасе, — и взгляните, кто собирается вас перепеленать. Миледи Аранта, собственноручно. Будьте мужчиной.
Затык произошел мгновенно, и на нее уставились два круглых глаза в красной кайме воспаленных сосудов. На некоторое время она даже предположила, что Грасе использует ее, дабы избежать проблем со знатными пациентами.
— Для него это выглядит так, словно его кишки наматывают на протазан, — сообщил ей Грасе, в то время как долговязая веснушчатая фельдшерица по имени Тюна деловито готовила материал для перевязки. — Но боль обманчива. Часто бывает так, что она сильнее там, где опасности нет. Миледи, ты, говорят, ведьма? Покуда не перевязываешь сама, может, попробуешь что-нибудь для него сделать… по-своему?
Аранта недоуменно уставилась на Грасе. Она была уверена, что он в грош не ставит все магии в мире. Потом сообразила, что лапшу здесь вешают не ей.
— Рана, в общем, несложная, — пояснил тот. — Особенно не навредишь. Возьми его… ну, за запястье, что ли. Попробуй почувствовать его боль. Опиши, где болит и характер боли. Если получится и если твои впечатления совпадут с его описаниями, будем считать, в твоем лице я сделал ценное приобретение. Самые большие трудности, после соблюдения чистоты, конечно, у нас — с диагностикой. Было бы неплохо, кстати, если бы ты сумела взять на себя часть его боли. Таким образом мы могли бы ускорить выздоровление.