Король-Беда и Красная Ведьма

Ободрил тем, что полынья не была замерзшей. Тоненький кружевной ледок по краям был там, как и ожидалось, но сама сердцевина, самый ее центр свидетельствовали, что воду отсюда брали настолько часто, что при всем царящем здесь холоде она не замерзала никогда. По крайней мере в этом сезоне. И лед на этом подземном озере был гладким настолько, становилось очевидным: его не взламывало давлением изнутри. Выход талым водам, переполняющим емкость, давала, должно быть, та же полынья.

Он поглядел на нее пристально, стараясь не думать о том, что в эти минуты бадья, как примерещившийся ему давеча левиафан, уплывает вверх, по дороге к спасению. Пунктирные струйки воды обрывались с нее вниз.

Пришло время подумать о том, что его обескураживало. Полынья была слишком просторной, чтобы он мог дотянуться до цепи. Разве что с разбегу, да и то навряд ли. Он представил, как разбегается и прыгает, пытаясь поймать цепь, еле видимую на трепещущей грани света и тени. Малейший помах — и он тут же окажется в проруби… больше всего, честно, напоминавшей фамильную усыпальницу королей в династии.

Второй раз лохань приплыла на удивление быстро. Королевский замок потреблял много воды. И вновь пристальное наблюдение подтвердило, насколько самообладание выгодно человеку в затруднительном положении. На этот раз Рэндалл обнаружил, что цепь существенно отклоняется в одну сторону. Это могло объясняться единственным образом, а именно: здесь проходило сильное течение. В общем-то неудивительно. Если эти полости могло затопить почти доверху, если талые воды ежегодно поступали сюда, взламывая ледяные поля, то следовало ожидать, что где-то непременно отыщется сброс воды. Судя по силе, с какой волокло туда бадью, узкий. Настоящая стремнина.

Итак, с одной стороны до цепочки-выручалочки было ближе. Но все же недостаточно близко, чтобы быть уверенным. Однако ему кое-что уже приходило в голову.

Рэндалл вернулся к той щели, через которую проник из первого зала во второй, и вторично повторил свой подвиг по протискиванию. Ему казалось, что с него живьем сдирают шкуру, и более того, заставляют делать это его самого.

Теперь у него было все. Примостившись возле стенки, чтобы не угодить, не приведи господь, в полынью, он сел, положив ступню левой ноги на бедро правой, с помощью кинжала отодрал железную набойку и взрезал подошву. Работать пришлось на ощупь, и руки озябли, хоть он и грел их под мышками, и он изрядно ее измочалил, пока добился прямого разреза. У его сапожек были толстые подошвы. Впрочем, он и не собирался прорезать их насквозь.

В разрез он вставил изогнутую реберную кость, так чтобы она слегка выдавалась над плоскостью подошвы. Потом вторую — параллельно. То же самое проделал с правой ногой и встал. Кости держали. Впрочем, не имело смысла думать о них, как о костях, коли уж ему угодно было превратить их в полозья коньков.

Он прекрасно владел коньком. В конце концов, он же был принцем северной страны. То, что он сделал их двухполозными, зависело не от того, что он хотел более надежно держаться на ногах, а лишь от того, что он не слишком доверял крепости человеческих костей. Прыгать с конька в длину ему доводилось. Более того, он был мастером подобной забавы.

Чтобы привыкнуть, Рэндалл немного подвигался вдоль стены. «Полоз» не ломался, не выскакивал из подошвы и не цеплял лед. У него был шанс, и когда люк колодца вновь распахнулся над его головой, мальчик был готов.

Она так медленно шла вниз! Или же это он сам настолько нетерпелив? Вот она плюхнулась в ледяную воду… Он стоял, наклонившись, готовый к броску, сжимая и разжимая руки. Разогревая их. Если руки сорвутся, все остальное просто потеряет смысл. Если он сейчас окажется в ледяной воде, то сердце его разорвется прежде, чем он начнет тонуть.

Бадья наклонилась, повинуясь весу грузила на одном из своих боков, и легла, зачерпнув воду. Чем больше, тем быстрее, и вот уже со слабым бульканьем совсем скрылась из виду. Рэндалл ждал. Он вполне представлял себе механизм действия слуг, крутивших ворот. Сейчас они расслабленно ждут, пока емкость наполнится. Потом напрягут мышцы и потянут груз наверх. Если он прыгнет рано, то его тяжесть вырвет ворот из их пальцев. Известно, чем это для него чревато.

Он оттолкнулся, как только дрогнуло вверх первое звено. Четырьмя длинными шагами набрал скорость и взвился в воздух, одновременно втянув сквозь зубы порцию такого ошеломляюще холодного воздуха, что на некоторое время вообще позабыл о том, что надобно дышать.

Он едва не перестарался. Его швырнуло на цепь и мотнув до вокруг нее, и пальцы чуть не сорвались, обожженные прикосновением к железу, и кожа тут же примерзла. Ему повезло. Ногами он встал на дужку ведра, но все равно едва держался, весь трясясь от напряжения, потому что костяные полозья коньков так и норовили соскользнуть, и он был вовсе не уверен, что сможет удержаться на одних руках.