Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

В Пруссии придерживались иной версии. 12 (23) июня российский полномочный министр в Берлине М.М. Алопеус сообщал:

Барон Гарденберг [...] убеждён [...] что несчастный наследник Трона Бурбонов погиб от рук тех презренных отцеубийц, для которых нет ничего святого и которые организовали это дьявольское дело, чтобы добиться исчезновения причины гражданской войны, которая недавно разразилась в Вандее и которая заставит вновь взяться за оружие всех шуанов{704}.

Таким образом, Гарденберг явно отстаивал версию о связи между смертью Людовика XVII и миром с Шареттом.

Многочисленные слухи дошли до нас и из других источников. В середине июня 1795 г. анонимный автор памфлета «Важный вопрос о смерти Людовика XVII» напоминал читателям о том, что на заседаниях Конвента неоднократно требовали смерти юного короля и что в сентябре 1792 г. у всей королевской семьи уже случались весьма подозрительные желудочные колики, не приведшие, правда, к фатальным последствиям. «Все согласны в том, - утверждалось далее, - что Людовик XVII был отравлен»{705}. Подобные подозрения можно найти на страницах даже легальных парижских изданий той эпохи{706}, их активно обсуждали на улицах{707}. Смерть Десо только добавляла правдоподобности этим слухам{708}, о ней также немало писала пресса{709}. В бюллетене д’Антрэга от 16-22 января 1796 г.{710} рассказывалось о смерти ещё двух медиков, посещавших мальчика, а также о том, что Десо, осмотрев тело, прямо сказал комиссарам Коммуны, что ребёнок был отравлен{711}. «Со всех сторон общественное мнение обвиняло Конвент в этой смерти», утверждая, что мальчик был отравлен мышьяком{712}, говорилось в популярном роялистском издании, выходившем в Лондоне.

«Робеспьер, - отмечал несколько лет спустя в своих мемуарах граф де Пюизе, - либо из политических соображений, либо из страха по крайней мере относился с уважением к существованию Дофина. Преступление легло на его преемников. Причина и обстоятельства этой смерти - одна из самых ужасных загадок, раскрыть которые может лишь время» {713}. Со словами де Пюизе любопытным образом перекликается фраза, брошенная как-то депутатом-термидорианцем: «Ужасно, что негодяи Робеспьер и Бийо-Варенн оставили совершить это преступление нам» {714}.

Лидеры роялистов тоже не знали, что и думать. Принц Конде 4 июля объявил в прокламации по армии, что Король умер от «варварского обращения»{715}, и эта прокламация вскоре появилась в центральных парижских газетах. Дядя дофина, Месье, публично подчеркивал ненасильственный характер смерти своего племянника. Как доносил в Санкт-Петербург посол в Венеции А.С. Мордвинов, в извещении, направленном правительству Венецианской республики, граф Прованский объявлял, что «он получил верное известие о кончине Людовика XVII, короля французского, коего тело было открыто, и не найдено в оном ни малейшего подозрения в отраве»{716}. Напротив, лорд Макартни{717}, который вёл с королём частные беседы, доносил в Лондон, что Людовик XVIII уверен, что его племянника отравили{718}.

Очевидно, что развеять сомнения (или, по крайней мере, их часть) могла бы публикация протокола о вскрытии тела юного узника Тампля, что и было сделано по распоряжению Комитета общей безопасности{719}. Врачи не нашли никаких следов яда и пришли к выводу, что ребенок скончался от золотухи, которой заболел задолго до того. Но вот что удивительно: хотя одна из газет и сообщала читателям, что при вскрытии присутствовали даже послы иностранных держав{720}, на самом деле ни на вскрытие (что как раз естественно), ни на составление свидетельства о смерти не был приглашен никто из близких родственников покойного, способных со стопроцентной уверенностью удостоверить его личность, а ведь это было обычной в то время практикой. Сестра, которую держали на соседнем этаже башни, даже не знала о смерти брата.

Само заключение о смерти, составленное врачами - а по крайней мере двое из них, Пеллетан и Дюманжен, знали больного - также представляется весьма странным. Прибыв в Тампль, они, как говорится в протоколе, вошли в комнату на втором этаже, где обнаружили на кровати тело ребёнка примерно десяти лет, «про которого комиссары сказали нам, что это сын скончавшегося Луи Капета, и в котором двое из нас узнали ребёнка, которого уже несколько дней лечили» {721}. Больше о личности умершего в документе не сказано ни слова. Несмотря на то что в нём зафиксированы результаты внешнего осмотра тела, там не отмечена ни одна из характерных черт дофина, прекрасно в то время известных: следы от прививок на обеих руках и родинка на внутренней стороне левой ляжки {722}. Таким образом, вместо того, чтобы развеять сомнения в смерти Людовика XVII, протокол вскрытия только усиливал их, и его, не таясь, высмеивали в парижских кафе{723}.