Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Аббат привлекал внимание короля к тому, что народ может судить о древней Конституции французской монархии исключительно по её проявлениям на практике, в системе управления, тогда как именно эта система казалась ему столь порочной, что он уничтожил её в ходе революции. Вайяр также советовал успокоить людей по поводу тех вещей, которые вызывают у них наибольшие опасения: объявить, что Людовик XVIII не отменит ассигнаты, пообещать, что налоги не будут увеличены (поскольку бюджет и раньше был дефицитным, а за годы революции долги только накопились), посулить армейским офицерам сохранение за ними должностей, даровать прощение и богатства депутатам и чиновникам, чтобы они не настраивали людей против монархии, объяснить, что с восстановлением дворянства и духовенства не произойдёт возвращения «феодальных прав» и т. д. Аналогичные предложения можно было встретить (хотя и в весьма небольшом количестве) в отправленных в Верону проектах. Так, один из авторов предлагал успокоить тех, кто успел воспользоваться предоставленными Революцией социальными лифтами: объявить, что после реставрации армия на треть будет комплектоваться республиканскими офицерами, половина земель церкви останется у новых владельцев, половина сеньориальных прав будет отменена{994}.

Ничего этого сделано не было по вполне понятной причине: Людовик XVIII не рассматривал Декларацию ни как своё credo, ни как документ, должный обрисовать в деталях будущее государственное устройство. Это именно декларация, призванная сформировать определённый образ короля в глазах его подданных, а подданные хотели весьма разного. Этот образ должен был привлечь как эмигрантов, мечтающих о реванше, так и тех, кто оставался внутри страны, некогда приветствовал революционные преобразования, делал карьеру в армии и администрации. Один неверный шаг, и король настраивал против себя часть французов. Стоило, к примеру, упомянуть о восстановлении полномочий парламентов, и для многих это стало бы признаком безусловного возвращения к системе Старого порядка. Но стоило не упомянуть о них, и это вызвало бы возмущение десятков магистратов, хранивших монарху верность, участвовавших в делах роялистского подполья на местах, сражавшихся в эмиграции.

Когда в первые годы революции граф Прованский заигрывал с новыми властями, роялисты перешёптывались за его спиной, но терпели. Теперь же это могло оттолкнуть от короля тех, кто лишился дома, собственности, родных и близких. Но и вычеркнуть прошедшие шесть лет, сделать вид, что их не было, Месье не мог, не говоря уже о том, что вернуться во Францию без поддержки новых, революционных элит к 1795 г. стало казаться несбыточной мечтой.

Эта проблема была тем более сложной, что Людовик XVI сделал выводы из истории Карла I {995} и предпочёл до последнего договариваться с депутатами. Этот путь привёл его на эшафот. Мог ли теперь Людовик XVIII сам повторить путь брата, пойдя на компромисс с республиканцами? После эмиграции граф Прованский не раз осуждал Людовика XVI за слабохарактерность, за то, что тот один за другим одобряет революционные декреты, отменяющие сословия, разрушающие Старый порядок, утверждающие конституционную монархию. Тогда Месье казалось, что лишь твёрдая позиция может сплотить вокруг него эмигрантов, и он чётко позиционировал себя как сторонника наведения порядка в стране. Однако к 1795 г. многие роялисты начали задумываться, подходящая ли он для этого фигура. Он не проливал кровь врага, не сражался с республиканцами на поле боя, не вёл войска в атаку. Напиши он Декларацию в ином тоне, не услышит ли он то же самое обвинение в слабохарактерности, которое ранее бросал в лицо брату?

Иными словами, почти каждый тактический ход, испробованный графом Прованским в прошлом, ныне приводил к необходимости выбора: либо отказаться от той линии, которую он проводил ранее, либо придерживаться её с риском лишиться изрядного числа сторонников. Как справедливо писал тот же Хэмпдэн-Тревор:

Если он будет говорить с достоинством и честно - станут кричать о тирании, о деспотизме, если он сделает уступки, будет говорить о новых основах конституции - закричат об измене, о лицемерии. Timeo danaos et dona ferentes{996}{997}.