– Церковь Святого Николая, здесь меня крестили, – сказал доктор. –
– Почему? – спросила Элиза.
– Это
– О, вы так хорошо объясняете…
– Предоставьте льстить мне, сударыня, ибо вы куда больше заслуживаете лести. Нет, это связано с нового рода машинами, которые я сам изобрёл, и новым способом извлечения металла из руды, который придумал очень мудрый и – для алхимика – порядочный человек, мой добрый знакомый. Хотя столь проницательная дама не променяет свои монеты.
– Шелка, – вставил Джек, разворачиваясь, чтобы продемонстрировать товар.
– Э… свои прекрасные шелка на мои
– Вероятно, – согласилась Элиза.
– Вы должны будете прежде осмотреть рудники. Что я и приглашаю вас сделать… выезжаем завтра… однако если бы вы прежде обменяли свои шелка на деньги…
– Погодите! – вступил Джек в роли неотёсанного вооружённого мужлана.
Это дало Элизе возможность сказать:
– Любезный доктор, мой интерес к этой теме продиктован исключительно женским любопытством. Простите, что потратили ваше время…
– Но зачем-то вы со мной заговорили? Значит, у вас был резон. Поедем, не пожалеете.
– Где это? – спросил Джек.
– В
– В общем направлении Амстердама?
– Сударь, по турецкой сабле я принял вас за своего рода янычара, однако ваше знание земель к западу доказывает совсем иное – если бы даже вас не выдал восточно-лондонский акцент.
– Ну ладно, – пробормотал Джек, отводя Элизу на несколько шагов в сторону. – Прокатиться за счёт доктора – чего тут плохого?
– Он что-то задумал, – возразила Элиза.
– И мы что-то задумали, девонька. Это не преступление.
Наконец Элиза вернулась к доктору и сказала, что готова на время «оставить своё сопровождение» за исключением «одного верного слуги и телохранителя» и отправиться в Гарц осматривать рудники. Некоторое время они беседовали на французском.
– Иногда он начинает говорить очень торопливо, – сказала Элиза Джеку. Они в некотором отдалении шли за доктором по улице, состоящей из купеческих особняков. – Я хотела выяснить, сколько примерно стоит пай, а он посоветовал не беспокоиться.
– Странно для человека, который пытается собрать деньги.
– Доктор сказал, что сперва принял меня за парижанку из-за страусовых перьев на шляпе – они там сейчас в большой моде.
– Снова лесть.
– Нет. Он намекал, что мы должны запрашивать высокую цену.
– Куда он нас ведёт?
– В Дом Золотого Меркурия – факторию семьи фон Хакльгебер.
– Нас оттуда уже выставили.
– Он нас проведёт.
Так и получилось. Доктор поговорил с кем-то невидимым в глубине фактории, после чего их впустили в самый большой двор, какой они видели в Лейпциге: узкий, длинный, со сводчатыми аркадами по двум сторонам. Десятки кранов разом поднимали вверх товары, которые, по мнению Хакльгеберов, должны были подрасти в цене, и спускали те, которые пришло время продавать. Всю стену, обращенную к улице, занимало трёхэтажное строение, нависающее над двором, как если бы три яруса балконов слепили в сплошную башню. Все они были закрыты, за исключением верхнего, под золочёной крышей, откуда две непристойно длинношеие горгульи изготовились поливать дождевой водой (буде пойдёт дождь) торговцев внизу. «Напоминает кормовую надстройку галеона», – заметила Элиза. Только через несколько минут до Джека дошло, что она вспоминает свою давнюю историю и, таким образом, окольным женским путем даёт понять, что ей здесь не нравится. И это несмотря на то, что у них над головами навис, словно пускаясь в полёт, золочёный Меркурий в рост человека, с золотой палочкой, оплетённой змеями и снабжённой двумя крылышками. «Нет, это храм Меркурия, – сказал Джек, стараясь отвлечь её от галеона. – Храмы Христа в плане имеют крест. Этот – как палочка в его руке, длинный и узкий, арки по сторонам – извивы змей. Крылья фактории расходятся там, где расположена епископская кафедра, а мы – верующие, собравшиеся внизу на