Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака

Когда Корчак проходил мимо изможденных детей, которые сегодня протягивали за подаянием голые руки, а на следующий день их обледенелые тела лежали в сточных канавах, им овладевало нарастающее чувство беспомощности. В основном это были дети беженцев, умершие от тифа, голода или холода, а также больные дети, которых вынесли на улицу, когда в них еще теплилась жизнь, поскольку у родителей не было денег, чтобы заплатить за вывоз трупа. Нередко кто-нибудь покрывал эти тельца выпущенным к месячнику детей красивым плакатом с надписью «НАШИ ДЕТИ ДОЛЖНЫ ЖИТЬ».

Иногда Корчак вставал на колени рядом с умирающим ребенком, пытаясь передать тепло своих рук измученному телу, и шептал слова ободрения, но его уже не слышали. До предела истощенные, дети не могли встать, они лежали в позе эмбриона и как будто спали с открытыми глазами. Среди прав ребенка, которые он отстаивал, было право на достойную смерть, но в смерти этих детей, как и в их жизни, не было достоинства.

Какое-то время Корчак упорно пытался убедить CENTOS предоставлять больше убежищ для бездомных детей, чтобы дать им хотя бы минимальный шанс выжить. Убедившись в тщетности этих попыток, как и его плана добиться помощи от еврейской полиции гетто, он решил сам найти пусть скромное помещение, где умирающие дети могли бы ощутить хоть какую-то заботу.

Исчерпав все другие каналы, Корчак задумал обратиться за помощью к полковнику Мечиславу Ковальскому, члену департамента здравоохранения юденрата. Ковальский, бывший некогда профессиональным военным врачом польской армии, иногда снабжал Корчака мылом, постельным бельем, топливом и даже продуктами питания. Поскольку ранее они редко беседовали (кроме сухого обмена формальностями), полковник весьма удивился, когда Корчак с жаром стал излагать свой план, как помочь бездомным детям достойно умереть. «Больницы переполнены, туда их не удастся поместить, даже если бы и сохранялся шанс на выздоровление. Осуществление моего плана не потребует много места или денег. Нужен какой-нибудь пустой склад с полками, на которые можно положить детей. И штата большого не требуется, достаточно одного опытного санитара».

Осознав необходимость в таком месте, где умирающие дети могли получить утешение и в покое провести последние часы, Корчак как бы предвосхитил движение за организацию хосписов. Но в гетто, где живые требовали не меньше заботы и утешения, чем умирающие, полковник стоял перед выбором — что важнее. И план Корчака был отвергнут.

И все же полковник Ковальский смог помочь Корчаку, причем таким способом, который никто из них не предвидел. Однажды до Ковальского дошло известие, что полиция задержала Януша Корчака за отсутствие у того нарукавной повязки и собиралась снова отправить его в тюрьму Павяк. Полковник немедленно связался с главным врачом немецкого отдела здравоохранения доктором Вильгельмом Хаге-ном (известного как «добрый немец»), который был у него в долгу. Ковальский вправил ногу еврея, бывшего другом доктора Хагена со студенческих времен, а теперь попросил его о встречном одолжении — дать медицинское заключение, которое освобождало Корчака от опасности попасть в тюрьму. План чуть было не привел к неприятным последствиям. Когда полицейские привели Корчака в кабинет Ковальского, он отказался пройти осмотр у доктора Хагена. Делая вид, что он не знает немецкого, Корчак заявил, что совершенно здоров и не станет раздеваться. Наконец Ковальскому удалось убедить его снять одежду. «Я поразился, увидев, до чего он истошен, — говорил Ковальский. — У него была жидкость в легком, грыжа, ноги чудовищно распухли — и это далеко не все». Написав заключение, Хаген сказал Корчаку:

«Надеюсь, вы все же будете носить повязку, ведь второй раз я не смогу вам помочь». На этот раз Корчак ответил по-немецки: «Обещаю вам, что никогда ее не надену».

Первого ноября, в День всех святых, когда поляки приходят на кладбище, чтобы возложить цветы и поставить свечи на могилы своих близких, Корчак подкупил охранника и вышел из гетто. Он отправился в Беляны, навестить Марину Фальску и детей. До места он добрался к полудню, продрогший и измученный долгой дорогой. Марина и ее коллеги, пораженные видом Корчака, засуетились, стараясь усадить его поудобнее. Услыхав, что пришел пан доктор, сбежались дети. Один малыш открыл рот, показал, что у него выпал зуб, и потом попросил монетку. «Плачу только в обмен на зуб», — весело сказал Корчак.

После того как Корчак осмотрел детей и поговорил с ними, Марина предложила ему зайти в ее комнату, отдохнуть и выпить чаю. Когда они остались одни, она призналась, что укрывает трех еврейских детей. Она смогла пойти на это, поскольку дети прекрасно говорили по-польски, но раскрыть их национальность другим воспитанникам она не решилась, боясь, что те ненароком проговорятся.