Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака

«Если я откладывал и откладывал исполнение моего в остальном до конца продуманного плана, — напишет он, — то потому лишь, что всегда в самую последнюю минуту какая-нибудь новая мечта овладевала мной и не покидала, пока я не разрабатывал ее во всех частностях. Иногда они становились темами для рассказов. Я объединил их под общим заглавием «Странные происшествия».

Эти «мечты», которые занимали мысли Корчака в тяжелые минуты перед тем, как он засыпал, были как бы рассказами в процессе сочинения. Когда он ощущал себя слабым, они вливали в него силы. В одном он нашел магические слова — Владыка Света. Но принятие на себя подобной власти могло быть формой хубрис, губительной гордыни, и засыпал он в муках: «Почему я? Есть другие, моложе, умудреннее, более подходящие для этой миссии. Позволь мне остаться с детьми. Я не социолог, я все испорчу, опозорю — и дерзание, и себя».

Когда мечты не приносили облегчения, он обращался к Богу — Он никогда не был правоверным евреем, соблюдающим обряды, но всегда оставался верующим. Бог, в которого верил Корчак, подобно Богу Спинозы, был вольным духом, мистической силой, пронизывающей Вселенную. «Меня не удивляет, что у Бога нет ни начала, ни конца, ибо я вижу Его, как нескончаемую Гармонию, — однажды написал он. — Звезды, сама Вселенная, а не священнослужитель, говорят мне о существовании Творца. У меня своя вера. Есть Бог. Человеческому уму не дано постигнуть Его сущности. Веди себя достойно и твори добро. Молись, но не для того, чтобы просить у Бога, а чтобы всегда помнить о Нем, ибо его должно видеть повсюду и во всем».

Теперь в своем горе Корчак почувствовал, что этот Бог, которому он доверял, покинул его. Не в силах понять, в чем заключался смысл смерти матери и почему умереть пришлось ей, а не ему, он составил сборник молитв «Наедине с Богом: молитвы для тех, кто не молится», в которых излил свою скорбь и ощущение покинутости. Как указал Мартин Бубер, люди, которые говорят с Богом столь доверительно, очень близки Ему.

Всего сборник включает восемнадцать молитв, и многие написаны для других, нуждающихся в утешении. Юная мать просит Бога не отнимать у нее младенца, которого он ей ниспослал; мальчишка заключает с Богом сделку: «Я буду молиться, если ты сделаешь так, чтобы отец купил мне велосипед»; старик смирился с переходом к новым тайнам; художник предполагает, что Бог был пьян, когда Он его сотворил (на трезвую голову художника не создашь); педагог ничего не просит для себя, только о руководстве и благословении Бога для своих детей. Хотя каждая молитва дана в манере выражаться, свойственной тем, кто ее произносит, в них можно различить и собственный голос Януша Корчака. В посвящении книги через автора говорит юный Генрик Гольдшмидт. «Моим любимым маме и папе. Мы расстались ненадолго, чтобы встретиться опять… Из камней ваших мук и боли и таких же камней наших предков я хочу воздвигнуть высокую башню, чтобы она послужила защитой другим. Благодарю вас за то, что научили меня слышать шепоты мертвых и живых. Благодарю вас за то, что помогли мне познать тайну жизни в прекрасный час смерти».

Польша отчаянно нуждалась в особой молитве летом 1920 года, когда русские перешли в наступление. Вынужденные оставить Киев, который они взяли в мае, польские войска под натиском небезызвестного Михаила Тухачевского отступали назад за собственную границу и дальше до пригородов Варшавы. Весь мир пребывал в уверенности, что Польша обречена.

Однако Юзеф Пилсудский, у которого, как у кошки, было, видимо, девять жизней — уцелел же он после ссылки в Сибирь, побегов из сумасшедших домов и тюрем царской России и даже дерзкого налета на поезд царя, когда забрал имевшиеся там золото и серебро, — сохранил в запасе еще несколько. Когда 16 августа 1920 года большевики подошли к воротам Варшавы, Пилсудский перехитрил врага: контратаковав с юга, перерезал коммуникационные линии и за двое суток полностью их окружил. Захваченные врасплох этим «чудом на Висле», русские в полном смятении беспорядочно отступили за свою границу.

Польша была спасена. Варшава уцелела. «Грязная, исковерканная, оставленная в небрежении, беззаботная Варшава, чье сердце бьется в ее Старом городе и чей мозг — в каждом камне, в каждой черепице, в каждом уличном мальчишке, продающем газеты» — так было суждено написать Корчаку. Никогда еще его город не был ему столь дорог. «Варшава моя, а я — ее. Мы — единое целое. Вместе с ней я радовался и горевал. Ее погода была моей погодой, ее дожди, ее почва — тоже моими. Мы вместе росли… Варшава была моей мастерской; здесь вехи моей жизни и мои могилы».

Глава 13 ДУХ КОРОЛЯ МАТИУША