Читаем Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака полностью

Когда они вернулись в лагерь уже после завтрака, Корчак записал себя в суд. Он признался, что ушел из лагеря в запрещенное время и без разрешения взял картошку. Мальчики тоже записались, поскольку были его сообщниками.

Детский суд, который в лагере заседал по субботам, как и в Варшаве, признал их всех виновными. Но судьи простили Корчака, потому что он действовал из лучших побуждений, а затем постановили, что мальчики уже понесли наказание, так как в тот день остались без завтрака.

<p>Глава 16</p><p>Стремление к правосудию</p>

Суд не срывается с узды. Он не выкрикивает бранные слова. Он говорит спокойно.

«Как любить ребенка»

«Одно судебное разбирательство говорит мне о ребенке больше, чем месяц наблюдений за ним», — любил повторять Корчак. Он считал суд равных краеугольным камнем своей системы. В годы войны вдали от приюта он составил Кодекс законов, который должен был направлять судей при вынесении приговоров. Кодекс этот несколько напоминал наполеоновский, который лег в основу системы польского правосудия — с той только разницей, что Кодекс Корчака ставил во главу угла прощение.

Преамбула излагает философию Корчака в отношении права. «Если кто-то сделал что-то плохое, лучше простить. Если он сделал это по незнанию, то теперь он знает. Если сделал это умышленно, то поостережется в будущем… Но суд обязан защищать робких от забияк, добросовестность от беззаботности и лени».

Корчак все еще надеялся привить идею справедливости и правосудия, пусть и несовершенного, своим маленьким сиротам. Он хотел, чтобы они поняли, что существуют справедливые законы и несправедливые законы, так же как существуют справедливые люди и несправедливые. «Суд не равносилен правосудию, но он должен стремиться к правосудию, — говорится далее в Преамбуле. Суд не истина, но его цель — истина». Поскольку правосудие зависит от людей, и в первую очередь от судьи, следует предупреждение: «Судьи могут совершать ошибки. Они могут наказывать за действия, в которых повинны сами. Но позор, когда судья сознательно выносит несправедливый приговор».

Пять судей, выбиравшиеся на неделю из детей, на которых в тот момент не было подано жалоб, могли ссылаться на любую из тысячи статей Кодекса. Статьи от 1-й по 99-ю, касавшиеся мелких нарушений, тут же даровали прощение обвиняемому. «Ты поступил плохо, но ты этого не понимал» или: «Это было в первый раз, и ты обещаешь больше так не делать». Статья 100-я разграничивала прощение и осуждение. Она гласила: «Не даруя прощения, суд постановляет, что ты совершил действие, в котором тебя обвиняют». Тем не менее единственным наказанием было порицание, которое выносил суд.

Дальнейшие статьи также объединялись по сто, вплоть до тысячной, становясь все суровее в моральном осуждении. Согласно статьям от 200-й до 800-й имя виновника публиковалось в приютской газете или вывешивалось на доске объявлений, или он на неделю лишался всех привилегий, и его родные вызывались в приют. Статья 900-я содержала суровое предупреждение, что суд «утратил надежду»: виновный должен найти среди детей поручителя, готового его поддержать. Статья 1000-я подразумевала исключение, самый страшный приговор. Виновному предоставлялось право через три месяца подать просьбу о повторном приеме, но шансов у него было мало, так как его место без промедления занимал новичок.

Корчак полагал, что новый Кодекс приведет сирот в восторг, но обнаружил, что они вовсе не стремятся его применять. И только через некоторое время коридоры начали оглашаться выкриками: «Вот подам на тебя в суд!» Ребенок, считавший себя обиженным, вывешивал изложение своих претензий на доске объявлений в зале. Стефа, в роли секретаря суда, заносила жалобу в судебную книгу. Но за время, проходившее до суда, жалобщик часто остывал, и к тому времени, когда Стефа зачитывала обвинение в суде, обиженный был готов взять его назад. В первые недели, заметил Корчак, почти все жалобщики прощали ответчиков в начале заседания, и судьи зачитывали статью 1-ю: «Обвинение снято».

Суд, заседавший утром по субботам, рассматривал порой до ста пятидесяти дел, и большинство ответчиков получали статьи ниже сотой. Заседания проводились в Тихой комнате (где в будние дни дети могли уединяться), и время разбирательства колебалось в зависимости от трудности дела. Выдвигались обвинения за следующие проступки: обзывания, подножки и толчки, поддразнивание, завладение чужой вещью, хлопанье дверями, уход со двора без разрешения, залезание на дерево, разбитие чернильницы, употребление ругательств, гримасничанье во время молитвы, невозвращение коробок с шашками и лото на место. Прежде чем вынести приговор, судьи могли спросить обвиняемого: «Сколько раз ты это делал?» или: «Какую статью ты получил, когда последний раз привлекался к суду?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Праведники

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное