Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака

Но было ли этого достаточно для Стефы? Когда в среду она отправлялась обедать с матерью и сестрой, Корчак любил поддразнивать стажерок во время десятичасового перекусывания под лестницей: «Ну, пани Стефа ушла, можно и пофлиртовать». Но когда она была там с ними, никто не видел, чтобы они хотя бы соприкоснулись руками, не слышал, чтобы они назвали друг друга как-нибудь менее формально, чем «пан доктор» и «пани Стефа», и они всегда обращались друг к другу на «вы». Живя под одной крышей, они редко бывали вместе. В столовой они сидели с детьми за разными столами. Их спальни находились на разных этажах. Они редко отправлялись куда-либо вдвоем, только иногда по воскресеньям навестить Юлию, сестру Стефы, которая была директрисой модного летнего лагеря для девочек под Варшавой.

По слухам, в личной жизни Стефы была какая-то трагедия, но версии противоречили одна другой. Убитый на войне жених, полагали некоторые. Но на какой войне? Никто не знал. Стефа никогда ни о чем подобном не упоминала, но ведь Стефа вообще ни с кем на личные темы не говорила, никого не приглашала в свою скромную комнату, единственным украшением которой были маленькие кактусы. То есть никого, кроме своей любимой стажерки Фейги Липшиц или своих родных. Ее брат, Сташ, преуспевающий инженер, женившийся на Ирэне Элиасберг, часто заглядывал к ней по вечерам в пятницу. Ирэна, которая не разделяла интереса своих родителей к приюту, как и желания мужа повидать Стефу, терпеть не могла эти визиты из-за неприятного запаха жидкости, которой чистили полы перед субботой. Если они приходили, пока дети еще ужинали, Стефа махала им и провожала наверх.

«Сидя в спартанской комнате Стефы, я постоянно вспоминала мои пышные драпировки, картины, обитые парчой кресла, — рассказывала Ирэна. — Я не понимала, как она может удовлетворяться такой малостью. И ей нельзя было ничего подарить. Она, совсем как ее мать, подарков не принимала. Когда подходили праздники, у меня просто руки опускались. И ведь ее мать тоже ничего не имела. Она совершила большую ошибку, продав принадлежавший ей дом в начале двадцатых, а потом потеряла все деньги во время кризиса. К счастью, она сохранила за собой собственную квартиру и могла брать жильцов. Когда Стефа и Сташ решили все-таки ей помочь, то уговорили жильцов платить ей за квартиру больше, возвращая им разницу из собственного кармана. Стефа умела дарить, но не умела принимать. И все-таки, по-моему, живя, как жила, она была искренне счастлива. Иногда просто надоедало слушать, до чего все обстоит прекрасно с ее детьми и доктором».

Писем Корчака и Стефы друг к другу не осталось — ни единого листка, который мог бы бросить свет на степень близости между ними, когда за ними не следили любопытные глаза детей или стажеров. Сохранилось только одно посвящение на сигнальном экземпляре «Короля Матиуша Первого», который Корчак надписал для Стефы своим четким почерком 25 октября 1922 года. Оно очень остроумно. Он рекомендует себя как одного из ее мальчиков — пятьдесят первого:

Панне Стефе.

У мальчика с номером 51 кожного заболевания нет. Свою метрику он потерял в царстве Бум-Друма. Он просит об обязанности собирать мусор. Он чистоплотный. («Помилуй его Бог!») Он житель Варшавы.

Гольдшмидт.

Юмористический тон посвящения указывает скорее на дружеские, чем романтические отношения. В реальном королевстве, где правит Стефа, Корчак один из реальных мальчиков с номером, хозяйственными обязанностями и жительством в Варшаве в знак подтверждения. Но его истинная родина, земля его рождения — это фантастическое королевство, созданное воображением, куда Стефе доступа нет.

Часто задают вопрос: были ли Корчак и Стефа когда-нибудь любовниками? По словам Стеллы Элиасберг, Корчак, когда она пригласила его в приют на Францисканской улице в 1909 году, заподозрил ее в попытке сосватать его со Стефой. Когда он рассказал об этом Стефе, они вместе посмеялись, проанализировали свои чувства и пришли к выводу, что да, они влюблены… но в детей.

Игорь Неверли видит эту ситуацию иначе: он верит, что трагедией жизни Стефы была ее безответная любовь к Корчаку. Как-то раз, когда он сидел один в мансарде Корчака, перепечатывая письма, Стефа, зная, что Корчак уехал, открыла дверь и вошла. Вздрогнув при виде Неверли, она повернулась и выбежала вон, не сказав ни слова. Неверли почувствовал к ней глубокую жалость. «По-моему, в его отсутствие она часто заходила в его комнату, вероятно, просто взглянуть на его письменный стол, посмотреть, над чем он работает, и проверить, все ли в порядке. Так она ощущала свою близость к нему».