Король эльфов

Приятно видеть, что и читатели, и критики наконец-то начинают уделять Филу заслуженное внимание. Жаль только, что случилось это поздно. Во времена нашего с ним знакомства он постоянно сидел без денег — уже не начинающий автор, а все никак не мог свести концы с концами. Меня очень радовало, что в последний год жизни Фил не испытывал нужды в деньгах и даже достиг определенного достатка. Когда мы с ним в последний раз виделись, он казался сравнительно спокойным и довольным жизнью. Тогда шли съемки фильма «Бегущий по лезвию». Мы вместе пообедали и потом целый вечер болтали, шутили и вспоминали.

Много говорят о том, что под конец он склонялся к мистицизму. Я не знаю точно, во что Фил верил — отчасти потому, что его воззрения постоянно менялись, а отчасти потому, что трудно было отличить, когда он говорит серьезно, а когда валяет дурака. По моему впечатлению, он играл с теологией, как другие решают шахматные задачи. Ему нравилось задавать классический вопрос научной фантастики: «Что, если?» — по отношению к религиозным и философским понятиям. Очевидно, это придавало особую глубину его книгам. Куда привели бы такие раздумья лет через десять? Мы уже никогда не узнаем…

Насколько я помню, Фила, как и Джеймса Блиша, зачаровывала проблема зла в сопоставлении с прекрасным утраченным прошлым. Я уверен, Фил позволил бы мне процитировать последнее письмо, Которое я от него получил (датировано 10 апреля 1981 года):

«С промежутком в пятнадцать минут мне предложили для ознакомления две вещи: во-первых, книгу „Ветер в ивах“, которую я раньше не читал… Едва я успел ее пролистать, некто показал мне фотографию на развороте свежего номера журнала „Тайм“, о попытке убить президента. Вот раненые, вот сотрудник секретной службы с автоматом „узи“ наперевес, вот все бросаются на убийцу… Мой мозг пытался соотнести „Ветер в ивах“ с этой фотографией — и не мог. И никогда не сможет. Я принес книгу Грэма домой и сел читать, пока шли попытки запустить „Колумбию“ — как ты знаешь, безуспешные. Сегодня, проснувшись, я вообще был не в состоянии думать. Не было даже тех причудливых мыслей, какие приходят при пробуждении. Просто пустота, словно компьютеры у меня в мозгу утратили связь друг с другом, как на мысе Канаверал. Трудно поверить, что сцена покушения на президента и „Ветер в ивах“ существуют в одной и той же вселенной. Наверняка одна из них нереальна. Мистер Жаб, плывущий в лодочке вниз по реке, и человек с автоматом… Бесполезно, одно с другим не стыкуется. А что делать — приходится как-то жить».

Получив это письмо, я подумал, что в этом нравственном недоумении, словно в капсуле, заключена основная тема книг Фила. Он так и не нашел решения. Фил был человеком изощренно мыслящим и не доверял готовым ответам. В разных местах и в разное время он говорил много разных вещей, однако больше всего мне запомнились и лучше всего выражают этого человека слова, которые я процитировал в своем предисловии к первому сборнику интервью Грега Рикмана: «Филип Дик: своими словами» (Отрывки, «West/Valentine Press», 1984). Взято из письма 1970 г., которое Фил написал в «SF Commentary»: