Если воспитание мальчиков оставалось почти исключительно прерогативой короля, то о принцессе Марии целиком заботилась мать. Еще в 1912 г. королева задумала выдать замуж дочь, которой в тот момент едва исполнилось пятнадцать лет. Ее предполагалось обручить с Эрнстом Августом Ганноверским, наследником герцога Брауншвейгского. Единственный потомок по мужской линии Георга III, он должен был воссоединить, как выражалась королева Мария, «старую династию», к которой по материнской линии принадлежала она сама, с династией Саксен-Гота-Кобургских, которым вскоре предстояло стать династией Виндзоров. Хотя Ганноверское королевство Эрнста Августа еще в 1866 г. было аннексировано Пруссией, юный принц тем не менее оставался вполне завидным женихом. «Он получит огромное состояние, — летом 1912 г. говорила королева Менсдорфу в Виндзоре, — да и в Англии у него, наверно, много чего есть». При этом она добавляла, что предпочла бы для дочери именно такого мужа, а не наследника престола из маленькой страны — вроде Греции, Румынии или Болгарии. Ее план так и не осуществился. Менее чем через год Эрнст Август женился на единственной дочери германского императора.
Война положила конец подобным династическим бракам, и почти десятилетие спустя принцесса Мария вышла замуж за йоркширского землевладельца, который был на пятнадцать лет ее старше, — виконта Лашеля, наследника пятого графа Хэрвуда. Еще не успев получить фамильные поместья, он стал наследником огромного состояния в несколько миллионов фунтов, завещанного ему эксцентричным двоюродным дедушкой лордом Клэнрикардом. Король разделял со своим зятем его увлечение скачками, королева — его интерес к картинам и мебели. «Поскольку она моя единственная дочь, — писал король, — я очень боялся ее потерять, но, слава Богу, она будет жить в Англии». Он предлагал зятю и дочери титул маркиза, но они предпочли носить графский титул, считая, что маркизы быстрее умирают. Однако в 1932 г. Георг с большим удовольствием пожаловал Марии титул цесаревны. Королеве, со своей стороны, очень нравились регулярные визиты в Хэрвуд, откуда она могла совершать вылазки в другие загородные дома и опустошать богатые антикварные магазины Харрогита.[125]
С отъездом принцессы Марии на север Англии ее родители с нарастающим нетерпением ждали появления невесток. Однако их чаяния были удовлетворены лишь отчасти. При жизни отца принц Уэльский так и не женился; принц Георг тянул с этим до 1934-го, а принц Генрих — до 1935 г. Герцог Йоркский, во всех отношениях более покладистый, чем его братья, женился довольно скоро, сделав весьма удачный выбор. В 1923 г. он обручился с леди Элизабет Боуз-Лайон, младшей дочерью четырнадцатого графа Стрэтмора. Король, которого мировые потрясения всегда повергали в уныние, в ответ на поздравительное письмо написал: «Думаю, французы ведут себя отвратительно. Состояние дел в Ирландии просто ужасно. Начинаю сомневаться в том, сможет ли Лозанна принести мир. Боюсь, потерпит провал и поездка Болдуина в Вашингтон — относительно долга. Так что везде сплошные тучи, и лишь это событие является единственным светлым пятном».
Чипс Шэннон, со своим природным даром всегда оказываться в центре событий, за несколько дней до этого вместе с леди Элизабет гостил в Суссексе, в доме лорда Гейджа. Вот что он пишет о ее реакции на появившиеся слухи:
«Вечерние газеты объявили о ее обручении с принцем Уэльским, так что мы все кланялись, приседали и поддразнивали ее, называя „мадам“; не уверен, что ей все это нравилось. Вроде не могло быть правдой, но как бы всех обрадовало! У нее определенно что-то на уме… Она самая мягкая, милая и изящная из всех женщин, но в этот вечер выглядела несчастной и рассеянной. Я страстно желал сказать ей, что готов за нее умереть, хотя и не влюблен в нее. Бедный Гейдж отчаянно ее любит, причем безответно. Для такого редкостного и аристократического создания он слишком тяжеловесен и слишком похож на классического сквайра».
Затем поступили официальные известия о ее обручении, но не с принцем Уэльским, а с герцогом Йоркским. Дневник Шэннона так повествует об этом: