Правда была не столь красочной. Услышав о болезни отца во время путешествия по Танганьике, принц действительно воскликнул, обращаясь к другу: «Только представь, завтра я могу стать королем Англии!» Однако нет свидетельств, что принц проявил какой-либо восторг, когда садился в Дар-эс-Саламе на корабль его величества «Энтерпрайз». За какие-то восемь дней преодолел 4700 миль, отделявших его от Бриндизи, промчался по Европе на личном поезде Муссолини и, наконец, вечером 11 декабря вошел в Букингемский дворец. Король, хотя и был весьма слаб, все же узнал сына. Однако никакого взрыва эмоций не последовало, хотя король все же полюбопытствовал, как принц поохотился в Восточной Африке. Перелом в болезни также наступил не в эту ночь. В последующие сутки состояние короля продолжало ухудшаться, пока шприц Доусона не принес ему желанной передышки. После проведенной Ригби в тот же вечер успешной операции болезнь отступила, однако упадок сил сохранялся. Даже две недели спустя Доусон все еще не был уверен в окончательном выздоровлении пациента. «Безопасность, а тем более выздоровление, — писал он, — пока еще являются делом будущего».
Королева пыталась облегчить страдания мужа. «Если бы все были такими, как она, — говорил Доусон, — насколько легче было бы работать». Королева демонстрировала не только стойкость духа, но и практичность, заставлявшую вспомнить о Флоренс Найтингейл. Когда Доусон попросил кусок увлажненного муслина, чтобы фильтровать воздух в комнате больного, королева сразу поняла, чего он хочет и где это найти. Пройдя по каким-то коридорам и поднявшись по черной лестнице, она привела Доусона в маленькую комнату, где, усадив доктора в кресло, достала со шкафа какой-то сверток; в нем оказались занавески королевы Виктории, которые много лет назад она осторожно сняла в Балморале и бережно хранила.
Однако Доусон не всегда имел под рукой такого надежного помощника и союзника. Марго Асквит с ее неуемной фантазией любила в старости повторять: «Король говорил мне, что никогда бы не оказался при смерти, если бы не этот дурак Доусон Пенн». Такой злобный выпад при всей абсурдности являлся тем не менее вполне типичным для той атмосферы социальной и профессиональной зависти, которой был окружен Доусон.
Например, охотно рассказывали историю о том, как он шесть недель лечил пациента от желтухи, прежде чем понял, что тот китаец. А хирург лорд Мойнихен после стычки с Доусоном по поводу лечения одного из сыновей короля, сочинил про своего коллегу такие стишки:
Когда в 1928 г. король находился при смерти, коллеги-медики возмущались тем, что он не прибегает к консультациям лучшего специалиста по грудной хирургии Артура Тюдора Эдвардса: ходили даже слухи, что врачи и студенты в присутствии прессы собирались устроить демонстрацию возле дома Доусона.
Король был неудобным пациентом: не доверял медицинской науке, не терпел, чтобы его касались рукой или инструментом, и время от времени впадал в меланхолию; позднее он рассказывал Макдональду, что спрашивал врачей, не сойдет ли он с ума, как Георг III. Вместе с тем держался король мужественно. Один из посетителей, нашедший его в необычно веселом настроении, смеющимся и шутившим, позднее узнал, что перед этим царственному пациенту сказали, что необходимо продолжить весьма болезненное лечение; очевидно, король таким образом демонстрировал свою силу духа. Как выразился Дж. Г. Томас, «это чертов характер его вытащил».
Ежедневно подкрепляясь взбитым яйцом с бренди, король понемногу восстанавливал силы, так что даже осторожный Доусон уже стал надеяться на выздоровление. За четыре года до этого, после серьезного приступа бронхита и инфлюэнцы, монарха убедили отправиться на королевской яхте «Виктория и Альберт» в круиз по Средиземному морю. По этому случаю окружение Георга V постаралось избавить его от всех присущих загранице раздражающих факторов. «Во время путешествия по Франции король не желает видеть никаких французских официальных лиц», — предупреждал Стамфордхэм британского посла в Париже. В круизе 1925 г. короля сопровождали королева и его любимая сестра принцесса Виктория; каждым из двух военных судов эскорта командовали офицеры, отличавшиеся тем же казарменным юмором, что и сам король. Шутили, что завтрак капитана 1-го ранга У. Н. Т. Бекетта состоит из бифштекса с элем, а на гарнир ему иногда подают корабельного гардемарина. Капитан 1-го ранга Р. В. Холт был в этой поездке своего рода Босуэллом:[150]