Король гор. Человек со сломанным ухом

— Но зачем демонам деньги?

— А ты не понимаешь? Они строят на них соборы!

— Но как распознать дьявола под чужой личиной?

— Во-первых, по раздвоенному копыту. Правда, он ходит в сапогах. А во-вторых, по зашитому уху.

— Ух ты! О чем это говорит?

— У дьявола ведь уши острые, а чтобы они стали круглыми, их надо подрезать.

Мейзер заглянул под стол и испустил крик ужаса.

— Это точно дьявол! — сказал он. — Но почему он позволил себя усыпить?

— Ты заметил, что, возвращаясь из погреба, я зашла в свою комнату? Там я влила в портвейн каплю святой воды. Колдовство против колдовства! Он и рухнул.

— Вот это прекрасно! Но теперь, когда он в нашей власти, что мы будем с ним делать?

— А как поступали с демонами в Священном Писании? Господь сбросил их в море.

— Море далеко от нас.

— Какой же ты ребенок! Зато общественный колодец совсем близко!

— А что скажут завтра, когда обнаружат его тело?

— Ничего там не найдут, а бумага, которую ты подписал, превратится в пшик.

Уже через десять минут Мейзеры раскачивали что-то тяжелое над общественным колодцем, а мадам Катрин

вполголоса бормотала заклинание: «Будь проклят, демон, сын ада! Изыди, демон, сын ада! Возвращайся в ад, демон, сын ада!»

Церемония завершилась звуком, с каким человеческое тело падает в воду, а сообщники вернулись домой с ощущением исполненного долга. Никола думал про себя: «Я и представить себе не мог, что она такая доверчивая!»

«Я и помыслить не могла, что он такой наивный!» — думала достопочтенная Катрин, законная супруга Клауса.

Вскоре они заснули и спали, как младенцы. Но их подушки не казались бы им такими мягкими, если бы ночью они узнали, что произошло потом.

В десять утра, когда они ели хлеб с маслом и запивали его кофе с молоком, к ним в столовую вошел управляющий банком и сказал:

— Благодарю вас за то, что вы согласились на безналичный перевод в Париж вместо миллиона наличными, да еще и отказались от премии. Этот молодой француз немного грубоват, но зато он веселый и добрый малый.

Глава XVIII,

О ТОМ, КАК ПОЛКОВНИК ПЫТАЛСЯ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МИЛЛИОНА, КОТОРЫЙ ЖЕГ ЕМУ РУКИ

На следующий день после аудиенции у императора Фугас покинул Париж и уехал в Берлин. Путешествие заняло целых три дня, потому что по пути он ненадолго заехал в Нанси. Маршал снабдил его рекомендательным письмом к префекту департамента Мерт, который встретил полковника с распростертыми объятиями и обещал оказать помощь в поисках сына. К большому разочарованию Фугаса, он не смог отыскать дома, ставшего свидетелем его любовного романа с Клементиной Пишон. В 1827 году в городе стали прокладывать новую улицу, и по приказу муниципалитета дом был снесен. Семью местные власти, конечно, не стали сносить вместе с домом, но в ходе ее поисков возникли

совершенно непредвиденные затруднения. Оказалось, что в самом городе, в его окрестностях, да и во всем департаменте проживает огромное количество Пишонов, и кому из них бросаться на шею — было совершенно непонятно. Потеряв терпение и торопясь добраться до завещанного ему состояния, Фугас не стал терять время и написал комиссару местной полиции заявление такого содержания:

«Прошу на основании записей гражданского состояния и иных источников установить местонахождение девушки, которую звали Клементина Пишон. В 1813 году ей было восемнадцать лет. Семья жила на офицерскую пенсию отца. Если она жива, найдите ее адрес, а если умерла, найдите адрес ее наследников. От этого зависит отцовское счастье!»

По приезде в Берлин, полковник с удивлением обнаружил, что его персона здесь хорошо известна. К тому времени посольство Франции уже успело передать ноту французского военного министра прусскому правительству. Кроме того, страдающий от ревности Леон Рено в порыве чувств сообщил о своих несчастьях доктору Хирцу. Вся эта информация дошла до широкой публики и пошло-поехало. Сразу возбудились газеты, взволновались научные общества, а принц-регент соизволил обратиться за разъяснениями к своему лечащему врачу. Все-таки странное государство эта Германия! Здесь даже принцы-регенты интересуются наукой.

Фугас, который был знаком с письмом доктора Хирца, приложенным к завещанию господина Мейзера, решил, что следует почтить доктора подобающими знаками внимания. Он нанес ему визит, во время которого крепко обнял ученого, расцеловал и даже назвал оракулом Эпи-