Король гор. Человек со сломанным ухом

Вот вы, сударь, человек бывалый, наверняка объездили много стран и не могли не заметить, что обычно путешественник, отправляясь в дорогу, ничуть не задумывается о состоянии своего туалета, но стоит ему повстречать даму, даже если она старая, как голубка с Ноева ковчега, то он тут же забывает о былой небрежности и начинает с беспокойством осматривать свою пропылившуюся оболочку. Вот и я, еще не успев различить за голубыми креповыми вуалями лица амазонок, уже начал оценивать свой внешний вид и нашел его вполне удовлетворительным. На мне была та же одежда, что и сейчас, которая, как вы видите, еще весьма презентабельна, хоть я и ношу ее, не снимая, почти два года. Сменил я только головной убор: моя нынешняя фуражка несмотря на ее красоту и добротность не в состоянии защитить путешественника от палящего солнца. В тот день на мне была серая фетровая шляпа с большими полями, прекрасная уже тем, что пыль на ней совершенно не заметна.

При виде дам я вежливо снял шляпу, но они, похоже, не заметили моего приветствия. Я протянул руку Димитрию, и он коротко ответил на все интересующие меня вопросы.

— Можно ли по этой дороге добраться до Парнаса? — спросил я его.

— Да, туда мы и держим путь.

— Могу я присоединиться к вам?

— Почему нет?

— Что это за дамы?

— Это мои англичанки. Их милорд остался в отеле.

— Кто они такие?

— О! Это лондонские банкирши. Та, что постарше, — миссис Саймонс из банкирского дома Барли и К°, милорд — ее брат, а барышня — ее дочь.

— Симпатичная?

— Кому что нравится. Лично мне больше нравится Фотини.

— Вы собираетесь дойти до крепости в Филе?

— Да. Они наняли меня на неделю за десять франков в день плюс питание. Я должен организовывать их прогулки. Начал я с этого маршрута, потому что знал, что встречу вас по дороге. Но что за оса их укусила?

Старая дама, которой надоело смотреть, как я отвлекаю от работы ее слугу, пустила свою лошадь рысью, причем произошло это в таком месте, где, по мнению лошади, прежде ей никогда не приходилось переходить на рысь. Другая лошадь решила, что ей предложили побегать наперегонки, и перешла на тот же аллюр. Если бы мы с Димитрием поговорили еще пару минут, то дамы успели бы удалиться на нежелательное расстояние. Димитрий помчался за ними вдогонку, и я услышал, как госпожа Саймонс сказала ему по-английски:

— Не отходите от нас. Я англичанка и желаю, чтобы меня обслуживали как положено. Я плачу вам не за то, чтобы вы беседовали со своими друзьями. Кто этот грек?

— Это немец, сударыня.

— О!.. Что он здесь делает?

— Он собирает травы.

— Значит, он аптекарь?

— Нет, сударыня, он ученый.

— О!.. Он говорит по-английски?

— Да, сударыня, он говорит, причем очень хорошо.

-О!..

Каждое «О!» было произнесено старой дамой в отдельной тональности, однако высоту их звучания я не смог определить, поскольку не разбираюсь в музыке. Незначительные изменения тональности свидетельствовали о том, что с каждым полученным ответом я как бы возвышался в глазах миссис Саймонс. Тем не менее она не удостоила меня ни единым словом, и я поплелся в хвосте кавалькады, стараясь не нарушать заданную дистанцию. Димитрий больше не осмеливался общаться со мной и шагал ссутулившись, словно военнопленный. За все время он лишь пару раз позволил себе бросить на меня взгляд, смысл которого в переводе на французский язык звучал примерно так: «Эти англичанки много о себе полагают!»

Мисс Саймонс ни разу не повернула голову в мою сторону и оставалось лишь гадать, чем именно ее уродство отличается от уродства Фотини. Следя за ней, мне мало что удалось разглядеть, не рискуя показаться нескромным. Молодая англичанка показалась мне высокорослой и прекрасно сложенной. У нее были широкие плечи, а талия выглядела округлой, как тростник, и казалась гибкой, как камыш. Созерцание ее шеи напомнило мне, как истинному натуралисту, шеи лебедей в зоологическом саду.

Мать девушки обернулась и о чем-то с ней заговорила, побудив меня ускорить шаг в надежде услышать голос дочери. Кажется, я уже говорил вам, что любопытство — это моя страсть. Я поспел как раз вовремя и успел прослушать обрывок их разговора.

— Мэри-Энн!

— Да, мама?

— Я голодна.

— Неужели, мама?

— Да, это так.

— А мне, мама, жарко.

— Неужели?

— Да, это так.