Король гор. Человек со сломанным ухом

Клементина несколько минут молчала, словно околдованная звонким полковничьим красноречием, а когда очнулась, с удивительным смирением сказала:

— Господин Фугас, я всегда была покорна вам и обещаю быть послушной всю жизнь. Я откажусь от Леона, если вы не желаете, чтобы я вышла за него замуж, и все же знайте, что я его люблю, и каждое упоминание о нем волнует мое сердце куда сильнее, чем все красивые слова, что вы тут наговорили.

— Прекрасно! Очень хорошо! — воскликнула тетя. — Я тоже скажу все, что думаю, хоть вы и не поинтересовались моим мнением. Моя племянница — это не та женщина, которая вам нужна. Будь вы даже богаче самого Ротшильда и более знамениты, чем герцог Малаховский¹, я не соглашусь выдать за вас Клементину!

— Но почему, о, целомудренная Минерва²?

— Потому что ваша любовь продлится не больше двух недель, и при первых же выстрелах вы сбежите на войну! Вы бросите ее, сударь, как бросили несчастную Клементину, о бедах которой мы хорошо осведомлены!

— Черт побери, тетя, не стоит ее оплакивать! Через три месяца после битвы под Лейпцигом она вышла замуж в Нанси за человека по фамилии Ланжевен.

— Что вы такое говорите?

— Я говорю, что она вышла замуж за военного интенданта по фамилии Ланжевен.

— В Нанси?

— Именно что в Нанси.

— Это странно!

— Это недостойно!

— Но как звали эту женщину?.. Эту девушку?..

— Я уже сто раз говорил: Клементина!

— Какая Клементина?

— Клементина Пишон.

— О, Господи! Мои ключи! Где мои ключи? Я была уверена, что они у меня в кармане! Клементина Пишон! Господин Ланжевен! Это невозможно! Я сойду с ума! Да очнись ты, дитя мое! Речь идет о счастье всей твоей жизни! Куда ты дела мои ключи? А, вот они!

Титул Жан-Жака Пелисье, маршала Франции, главнокомандующего французскими войсками в Крыму в 1855 году, руководившего штурмом Малахова кургана.

Древнеримская богиня мудрости и войны.

Фугас наклонился к уху Клементины и спросил:

— Часто с ней такое случается? Похоже, у нее плохо с головой.

Но мадемуазель Виржиния Самбукко уже успела открыть маленький секретер из розового дерева, и ее наметанный глаз сразу углядел в пачке бумаг пожелтевший от времени листок.

— Это мне и нужно! — радостно воскликнула она. — Мария-Клементина Пишон, законная дочь Огюста Пи-шона, владельца гостиницы, улица Мерлет в городе Нанси, вышедшая замуж 10 июня 1814 года за Жозефа Ланжевена, помощника военного интенданта. Это ведь она, сударь? Попробуйте сказать, что это не она!

— Она самая! Но как к вам попали мои семейные документы?

— Бедная Клементина! И вы еще смеете обвинять ее в измене! Вы так и не поняли, что вас считали погибшим, что она, не будучи замужем, считала себя вдовой, что…

— Ладно, ладно! Я ее прощаю. Где она? Я хочу ее видеть, обнять ее, сказать…

— Она умерла, сударь. Умерла через три года после свадьбы.

— Эх, черт!

— Успев родить девочку…

— У меня есть дочь? Лучше бы, конечно, мальчик, ну да ладно! Где она? Я хочу ее видеть, обнять ее, сказать…

— Увы, ее нет в живых! Я покажу вам ее могилу.

— Но откуда, черт побери, вы ее знаете?

— Потому что она вышла замуж за моего брата.

— Без моего согласия? Ну и Бог с ним! А у нее были дети?

— Один ребенок.

— Сын! У меня есть внук!

— Дочь.

— Но как к вам попали мои семейные документы?

— Бог с ним! У меня есть внучка! Лучше бы, конечно, мальчик, но где она? Я хочу ее видеть, обнять ее, сказать…

— Обнимите ее, сударь! Ее зовут Клементина, как и ее бабушку. Вот она!

— Это она? Так вот в чем секрет такого сходства! Но, значит, я не могу на ней жениться! Ну и Бог с ним! Клементина, приди в мои объятия! Поцелуй своего дедушку!

Бедное дитя ничего не поняло из этого отрывочного разговора, в котором факты, словно черепица, сыпались на голову полковника. Ей всегда говорили, что господин Ланжевен был ее дедушкой со стороны матери, а теперь оказалось, что ее мать была дочерью Фугаса. Зато она сразу поняла, что не может выйти замуж за полковника, и скоро они с Леоном поженятся. Поэтому она радостно и с чувством благодарности бросилась в объятия молодого старика.

— Ах, сударь, — сказала она, — я всегда вас любила и уважала, как своего предка!

— А я, мое бедное дитя, вел себя, как старый дурак. Все мужчины животные, а женщины — ангелы. Ты с проницательностью, свойственной твоему полу, догадалась, что я достоин уважения, а я, старый дурак, вообще ни о чем не догадывался. Черт побери, хорош бы я был, если бы не твоя почтенная тетя!

— Нет, — сказала тетя. — Вы бы и так все узнали, ознакомившись с нашими семейными документами.

— Думаете, я полез бы их смотреть? Угораздило же меня искать наследников в департаменте Мерт в то время, как моя семья ждала меня в Фонтенбло! Вот дурак! Да и Бог с ним! Клементина, ты будешь богата, ты выйдешь замуж за того, кого любишь! Где этот славный малый? Я хочу его видеть, обнять его, сказать…

— Увы, сударь, вы выбросили его в окно.