Король гордости (ЛП)

Черт возьми, мне следовало принять больше мер предосторожности. Я был высокомерен, беспечен. Так уверен, что никто никогда не догадается.

О чем я только думал?

В этом то и проблема. Я не думал.

Я был слишком отвлечен Изабеллой, и это вернулось, чтобы укусить нас обоих за задницу.

Мои мысли вернулись к записке, которую я получил в Саксонской галерее. Я отмахнулся от этого как от розыгрыша, но, возможно, в этом было нечто большее, чем я первоначально думал. Выбор времени казался ужасно подозрительным.

Будь осторожен. Не все являются теми, кем кажутся.

О ком они могли говорить? Виктор? Кларисса? Кто-то еще в галерее?

— Теперь это просто фотографии, — сказала мама, снова привлекая мое внимание к ней. — Кто знает, что еще выйдет наружу? Достаточно искры, чтобы разгорелся пожар, и любой скандал, каким бы незначительным он ни был, может лишить тебя решающих голосов.

Давление усилилось, затуманивая мое зрение. Я не мог сосредоточиться. Моя обычная холодная ясность исчезла, оставив после себя вихрь смятения. В моей голове звучали тысячи голосов, требовавших вытеснить остальных, как пассажиры, пробивающиеся в поезд в час пик.

Оставь ее себе. Держи ее.

— Я это исправлю.

— У тебя есть только…

— Я знаю, сколько времени у меня есть. — Я редко огрызался на семью. Азиатские дети просто не отвечали своим родителям, какими бы взрослыми или успешными они ни были. Но если я не положу трубку в течение следующих пяти минут, я взорвусь. — Как уже сказал, я это исправлю. Через две недели фотографии станут просто воспоминанием, и меня выберут генеральным директором .

Другой вариант был слишком ужасен, чтобы думать о нем.

Проигравший. Выполняющий приказы Тобиаса. Посмешище. Вкус пепла наполнил мой рот.

— Надеюсь на это. — Моя мать не признавала моей редкой потери самообладания; на карту были поставлены более серьезные вещи. — Или ты войдешь в историю как Янг, потерявший контроль над империей своей семьи. Помни об этом в следующий раз, когда тебе захочется побегать по городу со своей новой девушкой.

Повесив трубку, я отправил остальные звонки на голосовую почту и поехал на машине к дому Изабеллы. Я велел водителю следовать извилистым маршрутом на случай, если за мной все еще следили, но это не имело большого значения, даже если и так. Фотографии нанесли свой ущерб.

Изабелла выглядела удивительно спокойной, когда открыла дверь.

— Я в порядке, — сказала она, прежде чем я успел спросить. Если бы не краснота на кончике ее носа и вокруг глаз, я мог бы ей поверить. — Это просто работа. Я найду другую. Видишь? Я уже начала поиски. — Она указала на сайт по поиску работы, открытый на ее компьютере. — Подумываю о том, чтобы добавить фотогеничности даже на откровенных фотографиях в разделе специальных навыков. — Небольшое колебание выдало ее шутку.

Я не улыбнулся.

— Иза.

— Меня уже увольняли раньше. Не так много раз, как я бросала курить, но, знаешь, конечный результат тот же. — На ее лице появилось подобие улыбки. — Что такое еще один провал в бухгалтерских книгах? Это не значит..

— Иза.

— По большому счету, это не имеет значения. Единственная дерьмовая часть — это если Паркер занесет меня в черный список других баров. Она знает всех в индустрии ночной жизни Нью-Йорка. Я не думаю, что она...

— Изабелла. — Я раскрыл свои объятия. — Иди сюда, любимая.

Она замолчала, ее глаза остекленели. Ее грудь вздымалась от ее скороговорки, и она не двигалась в течение долгой, томительной секунды.

Затем ее лицо сморщилось, и она упала в мои раскрытые объятия с тихим рыданием, которое пронзило меня, как шрапнель. Я поцеловал ее в макушку и держал ее, пока она плакала, желая, чтобы я не чувствовал себя таким чертовски беспомощным.

Никто не был выше правил Вальгаллы, даже управляющий комитет. Я мог бы легко найти ей другую работу или оплатить ее счета, чтобы ей не пришлось искать новую работу, но это не прошло бы гладко. Она была слишком независима, чтобы принимать чью-либо благотворительность. Кроме того, я знал Изабеллу достаточно хорошо, чтобы понимать, что ее увольнение из Вальгаллы не было здесь коренной проблемой.

Она подтвердила это менее чем через минуту, когда подняла голову, ее глаза были красными и опухшими от слез.

Боль пронзила мою грудь и вонзилась в сердце.

— Мне очень жаль. — Она икнула. — Это так глупо. Я совершенно не хотела плакать прямо на твою действительно красивую и, вероятно, очень дорогую рубашку. — Она провела большим пальцем по испачканной тушью вате, как будто это могло волшебным образом стереть черные следы.

— Это всего лишь рубашка. — Я схватил ее за запястье, успокаивая. — И это не глупо. У тебя был... тяжелый день.