Король говорит!

Машины бампер к бамперу выстроились вдоль всего Мэлла[68] по дороге к Букингемскому дворцу. Было 12 июня 1928 года, и нескольких женщин в роскошных туалетах с перьями и жемчугами ожидало в этот вечер представление королю Георгу V и королеве Марии. По большей части они были из высших кругов английского общества. И среди них была Миртл Лог.

Эта неслыханная честь была одной из многих привилегий, которые теперь сопутствовали работе Лайонела. 20 декабря 1927 года личный секретарь герцога Патрик Ходжсон сообщил письмом, что Миртл будет представлена королю на одном из приемов во дворце в будущем году; представит ее жена Лео Эймери, министра по делам доминионов. 28 мая пришел долгожданный «вызов» от лорд-гофмейстера на первый из двух назначенных на этот месяц придворных приемов в Букингемском дворце.

В приглашении указывалось, что дамы должны быть «в придворном платье с перьями и шлейфом», а сопровождающие их мужчины — в официальном костюме. Наряд Миртл был в должной мере великолепен: бледно-розовая горжетка из перьев поверх платья из кремового атласа, на бретельках с мелкими алмазами и шлейф из серебряной парчи на розовом тюле, который был перекинут через левое плечо и пристегнут на груди алмазной застежкой, а потом ниспадал складками по спине к правому бедру, где его удерживала другая алмазная застежка.

Было самое начало седьмого, когда они с Лайонелом выехали на Мэлл, но потом едва продвигались по нему до половины девятого, когда одна за другой машины начали медленно выбираться к Букингемскому дворцу, и наконец оказались около него к девяти часам. Церемония была назначена на половину десятого. К торжественному настроению Миртл по случаю предстоящего события примешивались тревога и досада из-за долгой задержки и неожиданно окружившего их хаоса.

«Ожидание на Мэлле было ужасно, — написала она на другой день в отчете, который был позже опубликован в одной австралийской газете. — Зеваки взбирались на подножку, заглядывали внутрь, рассматривали ноги женщин. Это было мерзко, их вокруг были просто миллионы. Стоило выглянуть из окна на дорогу — и взгляд тут же упирался в глаза молодых людей, да и стариков тоже, — которые сновали в машинах взад и вперед вдоль автомобилей и, ухмыляясь, пялились в окна. Хорошо, что Лайонел был со мной, иначе я сошла бы с ума от страха и возмущения».

В девять часов они наконец оказались во дворце, в роскошном вестибюле, где колеблющиеся перья, тюлевые вуали и драгоценности создали незабываемое зрелище. После еще одного ожидания, на этот раз около часа, за ними пришел лорд-гофмейстер. Мужчин отвели в другой вестибюль — дожидаться, а дамы с перекинутыми через плечо шлейфами встали в очередь. Перед входом в тронный зал два распорядителя быстро снимали у каждой с руки шлейф и расправляли его на полу, шепча при этом: «Один реверанс королю и один королеве». Возглашали имена дам (так громко, что они почти пугались), их представляли королю, и они без улыбки делали реверанс. Он отвечал наклоном головы, серьезно глядя на каждую даму, пока она проходила перед ним, затем то же повторялось перед королевой. Потом прозвучали фанфары, и все закончилось. Служители с церемониальными жезлами вышли, пятясь к двери перед королем и королевой, которые — в сопровождении пажей, несущих их мантии, — шли, кивая направо и налево, перед присевшими в глубоком реверансе дамами и стоявшими навытяжку, склонив голову, мужчинами. Позже, усталые и измученные, Лайонел и Миртл отыскали банкетные комнаты, где был накрыт ужин — цыплята и шампанское. После фотографирования они отправились домой. «Я бы никогда не поверила, что это может стать таким тяжелым испытанием», — вспоминала Миртл, хотя и написала Ходжсону, какое большое удовольствие получила в тот вечер. 26 июля он пригласил их обоих на королевский прием в саду.

В это время супруги приобрели небольшой летний дом, называвшийся «Иоланда», на острове Диттон-на-Темзе. Дом окружали кусты роз, а лужайка спускалась прямо к воде. «Лайонелу нужно место, где можно спокойно отдохнуть от работы весной и летом, — объясняла Миртл, — и нам стало надоедать целый месяц возить детей по всему континенту и пропускать при этом лучшее время года в Англии. Вот мы и решили остаться на лето. Здесь восхитительно. Мы приезжаем каждую неделю всю весну и все лето. Рыбачим, купаемся, плаваем на лодке и просто лентяйничаем. Это прекрасно».

В последующие месяцы британские газеты все чаще публиковали статьи, отмечающие успехи герцога, и Лог собирал их и наклеивал в большой зеленый альбом, который хранится в семье.