— Ведь ты простой бродяга, верно? Скитаешься, так сказать, с какой-то грошовой труппой? Собираете жалкие медяки на уличных представлениях? Оставь эту жизнь, дитя! С нами ты попадешь в совсем иной мир! Скоро мы приедем в роскошный квартал, поужинаем варбийскими угрями и телятиной, а ужин нам подадут услужливые эджландцы-официанты. Мы будем пить тончайшие варльские вина и сладчайшие тиралосские. Быть может, даже паяц улыбнется, ну а ты, мальчик-ваган, улыбнешься непременно! Нынче ночью ты будешь спать на шелковых простынях...
— Я должен вернуться...
— Вот неразумное дитя! Став нашим другом, ты будешь носить прекрасное платье, будешь ездить в таких же роскошных экипажах, ты научишься хорошим манерам! У нас с паяцем было много таких приятелей, верно, паяц? О дитя, подумай о том, какой мир откроется перед тобой!
— Я же сказал: мне нужно идти! — воскликнул Джем, извиваясь и пытаясь вырвать руку. Наконец это ему удалось. Он дернулся и пнул арлекина в пах.
— Ох! — застонал арлекин и крикнул: — Эй, кучер! Он потянулся к колокольчику.
Динь-дон!
Но он опоздал. В следующее мгновение Джем распахнул золоченую дверцу и выпрыгнул из кареты на мостовую. А в тот миг, когда кучер остановил лошадей, Джем уже исчез во мраке дождливой ночи.
Паяц: — Холодная выдалась в этом году смена сезона.
Маска (морщась от боли): — Да и сами сезоны теперь уж не те, какими были когда-то, паяц.
Паяц: — Угу. И даже голодные бродяги стали не те, что прежде.
Маска (со стариковским вздохом): — А я возлагал такие надежды на этого мальчика.
Паяц: — О да, от него можно было ожидать многого. Быть может, он напомнил тебе другого мальчика, который некогда попался нам в пути?
Маска: — Ты говоришь о совершенно определенном мальчике?
Пауза.
Паяц: — О нашем любимце, об отраде наших очей, о нашем маленьком пропавшем ученике...
Маска: — Старина, ты знаешь меня слишком хорошо. (Снова вздох.) Но разве нам может снова встретиться мальчик, похожий на Тора?..
Карета, грохоча колесами по мостовой, въехала в фешенебельный квартал.
ГЛАВА 9
УТОНЧЕННАЯ ЖЕНЩИНА
«Мало что, — говаривала, бывало, Умбекка, — возмущает меня сильнее, нежели дуэньи. Разве это не возмутительно, когда нежная, невинная девушка, с трепетом стоящая на пороге совершеннолетия, поручена заботам нанятой прислуги?! Разве я в течение многих циклов не наблюдала за духовным, моральным и физическим состоянием моей бедной племянницы Элы? Разве я позволила бы кому-нибудь оторвать ее от моей груди? И теперь, когда моим заботам поручен другой сосуд добродетели, разве я рискну отдать его в чьи-то незаботливые, равнодушные руки? О нет, самая мысль об этом повергает меня в дрожь!»
Умбекка могла бы и больше распространяться на эту тему, и частенько так и делала. Однако, с какой бы жестокой критикой она ни обрушивалась на дуэний, была одна персона, для которой она делала исключение.
«Вы же понимаете, милочка, — говорила она, — что мои высказывания к вам отношения не имеют».
Что характерно — именно эта дуэнья и была главной и почти единственной слушательницей гневных тирад Умбекки. Это была ее давняя подруга из Ириона, вдова Воксвелл. После трагической гибели супруга несколько лун вдова прожила в Цветочном Домике, где за ней присматривала только одна-единственная старушка служанка. Но можно было не сомневаться (Умбекка, по крайней мере, не сомневалась) в том, что Бертен была несчастна. Разве могла она быть счастлива в опустевшем доме, когда на свете теперь не было ее драгоценного супруга? Ну и что, что сама вдова утверждала, что у нее все хорошо? Наверняка пережитое горе повредило рассудок бедной женщины. В итоге Умбекка, пользуясь своим авторитетом — как-никак она стала женой губернатора, — распорядилась, чтобы Цветочный Домик был заперт, служанка уволена и чтобы вдова переехала в дом губернатора.
Этот акт милосердия встретил в деревне горячую поддержку и одобрение — в особенности после того, как Эй Фиваль сделал его темой проповеди.
Некоторое время вдова жила счастливо (вернее, так все думали) в качестве компаньонки свой дорогой подруги, поэтому жители Ириона несколько удивились, узнав о том, что в конце концов вдова Воксвелл «воспользовалась ситуацией». Перед наступлением сезона Терона вдова должна была переехать в Варби и стать там дуэньей некоей мисс Пеллигрю. Целую луну, если не больше, только об этом и сплетничали. Некоторые искренне жалели «бедненькую госпожу Вильдроп», потрясенные неблагодарностью вдовы, другим была неприятна мысль о том, что вдова станет работать по найму, а третьи не без оснований указывали на то, что вдова совершенно не годится для такой работы.
Если на то пошло, вдова Воксвелл была однорукая.