- Запоминай, Эрик. – Я развернулся, чтобы он видел пульт управления лифтом и медленно набрал код. – Теперь дай свой телефон. – Он протянул мне телефон. Я включил видеозапись и направил камеру на свою физиономию: - Завещание Эдварда Мейсена, ноябрь две тысячи одиннадцатого. Итак. Две свои квартиры, находящиеся по адресу Манхеттен-холл, дом одиннадцать завещаю другу Эрику Пэкеру. Сеть автомобильных салонов «Meissen» завещаю племяннику Джасперу Мейсену. Моими накопленными средствами могут по своему разумению пользоваться люди, которым открыт доступ к счету, и только они. Никогда и не при каких обстоятельствах ничего из моего материального или не материального имущества не должно принадлежать Эммету Мейсену и его супруге Розали Мейсен. Записывая это завещание, нахожусь в здравом уме и твердой памяти. – Я улыбнулся, отключил камеру и передал телефон Эрику. Выглядел он слегка потрясенно, но промолчал. Лифт высадил нас в моем верхнем кабинете.
- Мне казалось, ты прячешь ее на нижнем этаже.
- Так и есть. – Я прошел вглубь помещения и оставил футляр на столике.
- Тогда зачем мы поднялись выше? – Эрик выходить из лифта не торопился.
- Чтобы ты оставил здесь свои цветы. – Несколько секунд он не понимал, что я имею в виду.
- Серьезно, Эдвард? Это всего лишь цветы!
- Оставь их здесь.
- Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не могу подарить твоей жене цветы?
- Причина: я не хочу, чтобы ты дарил моей жене цветы.
- И это все?
- Вторая причина: я не хочу, чтобы ты дарил моей жене цветы. Третья причина: я не хочу, чтобы ты дарил моей жене цветы. Мне продолжать?
- Я заплатил за них семьдесят баксов! Какого черта, я не могу их подарить? – Я вынул из кармана деньги и протянул ему. Эрик уставился на меня оскорблено распахнутыми глазами, сплюнул в сердцах, швырнул букет в квартиру и отошел к дальней стенке лифта. – Ты реально больной. – Я зашел в лифт, и мы поехали вниз.
Минутой позже на одну короткую секунду я пожалел о том, что изъял у Эрика злосчастный букет. Хотел бы я посмотреть на сценку дарения цветов моей жене, которая, к слову, встретила нас в трусах и давилась вином. Я представил двух своих самых близких людей друг другу. Если доверять поговорке «скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты», выходит, что я нечто среднее между нимфоманкой со сломанным инстинктом самосохранения и нахальным болваном. Могло быть и хуже. Наверное. Они внимательно рассматривали друг друга, осторожно принюхивались, словно были двумя собачонками, которых вывели на прогулку и спустили с поводка. Я собирался поделиться с ними этим открытием, но, взглянув на Белль, неожиданно поймал яркую вспышку. Это была отвратительная розовая сумка, к которой присобачили огромнейший знаменитый лейбл на самое видное место. В далекие времена организация занималась поставкой китайских и турецких подделок, они были значительно лучшего качества, но мне хватило ума сообразить, что эта сумка приходилась родной сестрой тем подделкам. Итак. Она смотрела на Эрика и думала о розовых сумках. Уверен, мой мозг отказывается нормально читать ее мысли в попытке защитить себя от неминуемого коллапса.
Эрик верно истолковал мою реакцию:
- О чем она подумала?
- Я не знаю, она сумасшедшая. – Он был разочарован моей несговорчивостью и собирался мстить.
- Ну, только такая и решилась бы выйти за тебя. – Эта реплика заставила мою супругу проникнуться к нему большим уважением. Начиная отсюда и далее, они не прекращали испытывать мое милосердие.
Мистер Пэкер не задержался слишком долго, он отлично чувствовал мое настроение. Благодаря этому, собственно, у нас и получалось поддерживать, если не слишком дружеские, то уж приятельские точно отношения. Я, словно охотничий пес в восьмом поколении, следил за всеми мыслями, что посещали его голову. Благоговейного восторга моя супруга у него не вызвала. Тем лучше для него. Приятель посчитал Белль забавной, однако, слишком проблемной. Скажем так, это не те качества, которые бросались в глаза лично мне, но спорить о их наличии я, безусловно, не мог. Уходя от нас к лифту, он нарочито громко подумал: «Не приметил абсолютно ничего чудовищного!», в ответ я подумал, что он вообще многого не приметил.
Часть 2.2
Продолжение...
Когда лифт увез Эрика вниз, мне показалось, что захлопнулась крышка. Бац! И заложило уши. И диафрагма подскочила к горлу. Это не было плохо. Наоборот, теперь я чувствовал, что все на своих местах. Всё, что происходило с нами наедине, и хорошее, и плохое казалось мне важным, ценным, обязательным.