Король и Шут. Между Купчино и Ржевкой…

До 17.00 я работал. Таскал, сверлил, колотил – мастерил мебель. В то время мне нужно было срочно расплатиться за свой шикарный корейский бас, на котором позже я записал первые три альбома. Так что брал халтурку: еще пару часов разгружал и пилил на морозе доски. Иногда ко мне присоединялся и Горшок – подзаработать. Но случалось это нечасто: работа была тяжелая.

Далее нужно было почти час ехать на метро на другой конец города, на Гражданский проспект. Там, на Просвещения, была точка Кабана, где мы с друзьями встречались и весело проводили время. Репетировали примерно до 11, редко 12, потому что надо было еще пилить обратно на Ржевку.

Домой мы с Горшком, голодные и уставшие, приползали уже поздно ночью. Обычно мама оставляла мне на ужин тарелку под тряпочкой – макароны или картошечка. Мы с Горшком потихоньку прокрадывались ко мне в апартаменты, и делили этот нехитрый ужин. Ели с одной тарелки, как два Гавроша. Горшок даже куртку в коридоре не снимал, стеснялся, что кто-нибудь заметит, что у меня гости.

Потом мы полчаса-час болтали, обсуждали день, строили планы. Одно время понемногу писали вместе бесконечный рассказ, но потом Горшок нашел очень интересную сюжетную линию, и я уговорил его выделить ее в отдельный рассказ. В итоге у него появилось целых три рассказа, правда на совершенно разные темы.

Мы были уже здоровые лбы, но однажды Горшок заметил, что мы чувствуем себя в этом закутке, как дети, которые спрятались от родителей под одеялом и с фонариком читают там интересные книжки. Да так оно и было.

Раз уж я принялся описывать всякую мелочевку и бытовуху, то нарисую характерную картину тех дней, я лично без смеха о ней вспоминать не могу.

Как вы понимаете, Горшку приходилось много ходить, причем в старых высоких шнурованных ботинках из секонд-хэнда. А носить такие ботинки без носков означало мгновенно стереть ноги. Поэтому он занашивал носки до дыр и выкидывал. Взять новые, кроме как у меня, было негде, поэтому скоро и у меня не осталось носков. Но! Я работал мебельщиком и мог сколько угодно брать на работе бязь. Бязь – это такая грубая дешевая тряпка, применяемая при обивке мебели, она валялась у меня на работе рулонами. Из нее я наловчился вертеть портянки. И это было очень круто, потому что пока я выплачивал долг за бас, денег не было даже на носки. Кстати, из этой же бязи я сшил нам концертные рубашки и большой задник на сцену, которые Князь потом раскрасил.

Так вот, приходим мы с Горшком к кому-нибудь в гости, снимаем ботинки. Горшок остается в носках с дырками величиной с кулак, а я босиком, живописно разложив мокрые портянки поверх ботинок. Мокрыми они были всегда, потому что на подошве ботинок была трещина и в нее все время набивался снег. Горшок же был интеллигентного воспитания и вежливо просил у хозяина одеколон или какой-нибудь лосьон. И тщательно протирал ботинки изнутри. Весело было, одним словом. Ничто материальное нас не держало, и это тоже давало ощущение свободы. Кстати, именно это чувство помогло мне принять решение уйти из группы, но об этом позже. Но какое же счастье я испытал, когда через пару лет сумел купить себе первые нормальные, фирменные ботинки! Мои ноги были сухими! Это было потрясающее ощущение. Я смотрел на людей вокруг и думал о странных вещах. Ведь я теперь хожу с сухими ногами, а они никогда о таком даже не задумывались.

39. «Акустический альбом», 1999

Когда творишь, времени не существует,

Потому и творения бывают бессмертными.

То есть неподвластными времени.

Балу

Ладно, бог с ним, сбытом. Давайте о музыке. Хотя тоже вопрос, что интереснее. Какая гитара была у Горшка или где он встретил свою первую любовь Анфису? У каждой темы свои обертона. Ну, раз я обещал рассказывать все подряд, то так и дальше буду поступать. А сейчас расскажу о самом коммерчески успешном музыкальном творении нашей группы – «Акустическом альбоме».

После того как мы записали второй «официальный» альбом «Король и Шут» и пристроили его «Каравану», во внешней жизни группы наступил небольшой застой. Нечастые концерты в Питере, еще более редкие в Москве. И все. Несмотря на то, что любое выступление в столице сопровождалось аншлагом, нас не пускали почти ни в один клуб, и каждый концерт был прорывом. Позже мне сказали, что отчасти все это происходило потому, что московские музыканты видели в нас конкурентов. Зато Шумный пробил нам один концерт в Череповце. Еще выступили в Минске.

Одним словом, мы задыхались в границах одного города. Из-за невостребованности у Горшка началось что-то вроде депрессии и, как следствие, проблемы со здоровьем. Но мы по-прежнему были одной командой и поддерживали друг друга. Из-за нерегулярного питания и общей неустроенности Горшок со своей женой Анфисой загремел в больницу. Денег на лечение взять было неоткуда, но, к счастью, подоспела очередная выплата от «Каравана», и мы на общем собрании решили все отдать Горшку.