Белые языки поземки за окном облизывали могильный холм. Зима заметала следы, но небо скупилось, швыряя вниз жалкие подачки — горсти снежной крупы. На темной земле оставались причудливые разводы: письмена Ушедших, способные свести человека с ума.
«Я знаю, что убило Красотку, — размышлял Циклоп. — Однако новое знание не приближает меня к цели. Изменчивость природы Ушедших; древний артефакт, передавший Инес часть их свойств… Все это не объясняет, почему наследство Инес послушно мне. Быть может, ответ скрыт во мне самом? В Оке Митры, вросшем в мою плоть? Как заставить говорить проклятый камень? Я готов расколоть себе череп, если это даст ответ…»
Он не знал, как сумел излечить Симона в первый раз. Когда старец, едва живой, волоча каменеющую руку, заявился в башню Красотки — маг не узнал повзрослевшего мальчишку. Зато Краш-Циклоп на всю жизнь запомнил мага, вставшего между ним и демоном. Увидев Симона вновь, он страстно захотел помочь умирающему чародею. Тогда Око Митры ожило впервые.
«Я действовал по наитию. На опаляющем желании, на вере, не имеющей объяснений…»
Что еще? Перстни и жезлы, принесенные для настройки. Он очень хотел этому научиться — и ощутил вибрации, уловил диссонансы и сбои. А ведь у него никогда не было музыкального слуха! Еще — Янтарный грот. Медовые волны, разум мутится; из глубин естества исторгается вопль:
«Хватит! Прекрати!»
Желание? Снова — отчаянное желание. Крик души. Спасти Симона. Выучиться искусству Инес. Остановить напор требовательного янтаря… Чувство на грани исступления — и Око Митры откликается на зов?
Циклоп уставился в окно, собираясь с мыслями.