Король холопов

Конрадова вторично кивнула головой в знак того, что она его поняла. Кохан однако, не ушел и остался, как бы собираясь еще что-то сказать. Он внимательно присматривался к старой наперснице, как будто стараясь разгадать мысли находившейся перед ним незнакомой женщины.

Его пытливый взгляд начал беспокоить старуху, и она повторила, что поступит так, как ей приказано.

– Наш пан, – прибавил он, – щедр и милостив, постарайтесь только заслужить его расположение, и вам будет хорошо.

Старая Конрадова, еще не оправившаяся от страха, испытанного ею при посещении Борковича, хотела как можно скорее избавиться и от этого неожиданного для нее посетителя; поэтому она лишь молча наклонила голову, придав всей своей фигуре покорный подобострастный вид.

В то время, как только что описанные нами события произошли в комнатах женского отделения королевы, она сама присматривалась в зале к танцам, отказавшись принимать в них участие. Веселье было в полном разгаре, и даже старики и более серьезные люди заразились общим примером и вспомнили свои молодые годы.

Король в течение этого дня пытался несколько раз завязать разговор с женой, но, видя ее испуганный, тревожный взгляд, решил, что лучше всего оставить ее в обществе окружавших ее дам. Хотя Казимир делал все, что мог, чтобы казаться веселым, присматривался к играм, беседовал с гостями о разных делах, однако в нем заметна была какая-то растерянность и плохо скрываемое нетерпение.

Свадебный пир, продолжавшийся уже третий день, порядком утомил королевскую чету, и никто не удивился, когда королева, стараясь быть незамеченной, удалилась в свои покои, и вскоре вслед за нею Казимир, сделав знак Кохану, покинул зал.

С уходом молодых танцы и угощения не прекратились; вероятно, распорядители получили приказание не прерывать пира.

– Однако, у нашего короля порядком пасмурный вид, совсем не как подобает новобрачному, – шепотом сказал молодой владелец Мельштына сидевшему с ним рядом Спытеку Лигензе.

– Потому что он устал, – возразил Лигенза, – а возможно и то, что эта навязанная ему жена вовсе ему не по вкусу.

Мельштынский владетель расхохотался.

– Да что вы? – сказал он. – Королева свежа и красива, как только что расцветшая роза, а ведь наш пан любитель женщин и должен только радоваться этому выбору.

Лигенза пожал плечами.

– Присмотрелись ли вы хорошо к королеве? – спросил он. – Не отрицаю, что она прелестна, но почему она так грустна?

– Это уже известное дело, что женщины из стыдливости никогда не выказывают своей радости, что замуж вышла. Это уж так у них принято.

– Вероятно, королева Ядвига, – шепотом сказал Лигенза, – вспоминает всех своих предшественниц, за исключением Альдоны…

Обменявшись взглядами, оба собеседника поняли друг друга и, по всей вероятности, переменили бы тему разговора, если бы в этот момент к ним не присоединился Мацек Боркович, имевший привычку дерзко повсюду пролезать. Он, должно быть, подслушал часть их разговора, потому что, взглянув на Лигензу, он произнес:

– Выйти замуж за вдовца, хоть он и король…

Это неприятно… Заметили ли вы, как король сумрачен, несмотря на то, что старается казаться веселым? Это потому что епископы навязали ему эту белую силезскую голубку, между тем, как он не бросил еще своей жидовки!

На эти смелые слова не последовало ответа. Боркович, развязно усевшись за стол и облокотившись, продолжал:

– Я готов держать пари, что король в один из ближайших дней сбежит от своей молодой жены!

– Не болтайте таких вещей, – прервал его молодой владетель Мельштына. – Еще кто-нибудь услышит, и вас снова оклевещут.

– Меня уже оклеветали, – расхохотался Боркович, – а то, о чем я говорю, ведь всем известно. Именно из любви к королю и из сожаления к нему я горюю над его участью. Когда человек сыт и его заставляют есть, то дайте ему хоть самое вкусное кушанье, оно станет у него поперек горла. Так и с браком! Бедный наш король, но и бедная королева…

Мацек насмешливо взглянул на сидевших, но Лигенза, недолюбливавший его, вспылил:

– Послушайте, пан староста, – пробормотал он, – мне кажется, что многие из тех, которые якобы жалеют нашего короля, в действительности ему завидуют. В особенности вы, который, кажется, бывал при силезском дворе и, как говорят, имели виды на княжну. Вы не должны об этом распространяться. Боркович вскочил со скамьи. Намек на то, о чем он не хотел бы теперь говорить, сильно уколол его. Нахмурив брови и окинув уничтожающем взглядом Лигензу, он молча удалился.

Когда королева, сопровождаемая женою краковского кастеляна и другими знатными дамами, возвратилась в свои апартаменты и на пороге своей спальни попрощалась с сопровождавшими ее, к ней быстро приблизилась старая Конрадова, ожидавшая с нетерпением ее возвращения.

Лишь только свита удалилась, и Ядвига осталась одна со своей наперсницей, улыбка исчезла с ее лица, и она в изнеможении упала в кресло, охватив голову обеими руками.

Старая воспитательница хотела нежностью и ласками успокоить свою питомицу.

– Дорогая ты моя, королева ты моя, – начала она сладким голосом. –Измучили они тебя этими свадебными пиршествами… Правда?