Король холопов

– Я тебе хочу поручить очень важное дело, – произнес он. – Я не требую от тебя поспешности, ты должен раньше хорошенечко обдумать, как к нему приступить, чтобы не было неудачи. Даю тебе кокое-то время на размышление, но все-таки слишком долго с этим делом нельзя медлить.

Паноша сделал знак головой, что понимает.

– Нам надо раз навсегда покончить с Борковичем, – сказал Бенко, понизив голос. – Ни одна живая душа не должна об этом знать.

Паноша вторично утвердительно кивнул головой.

– Мы должны его арестовать, – прибавил Бенко, глядя на него в упор.

Паноша стоял неподвижный, как статуя.

– Он уж достаточно натворил, – продолжал воевода после непродолжительного молчания. – Того, что нам известно о нем, хватит, чтобы его наказать, а сколько у него проступков, еще нам неизвестных? Я решил заключить его в тюрьму…

А как с ним дальше поступить, это уж мое дело. Паноша слушал с большим вниманием и о чем-то размышлял.

Воевода, немного обеспокоенный тем, что Паноша не подает никакого признака жизни, обождав немного, продолжал:

– Я знаю, что справится с ним – дело нелегкое.

Любимец утвердительно кивнул головой.

– Но для чего же человеку дан ум? – произнес воевода, улыбаясь. –Положим, Боркович – человек сильный, окружен всяким сбродом, попреимуществу, негодяев, таких самых, как и он, но для Паноши ведь это пустяки, и если он захочет, то суметь его перехитрить и захватить врасплох.

Паноша слушал, не выражая ничем своего мнения; воевода насупился.

– Говори же, – сказать Бенко, – что ты думаешь?

Спрашиваемый пожал плечами и не скоро ответил:

– Что нужно, то нужно, но дело…

Не докончив своей мысли, он устремил глаза на пол и начал качать головой. Казалось, что он сам с собой советуется, как ему надо поступить. Наступило молчание.

– Отец мой, – произнес Паноша после некоторого молчания, – позвольте мне разузнать, что…

– Иди, поезжай, бери с собою, кого хочешь, – быстро ответил воевода, – но не медли и возвращайся поскорее со сведениями…

Слуга, услышав это, поклонился и пробормотав: "Понимаю!" – ушел.

Воевода, доверив ему это дело, немного успокоился. Вечером, несмотря на то, что боль в ноге его сильно беспокоила, он велел перевязать рану и, опираясь на палку, вышел в столовую, потому что чувствовал, что не сможет остаться один в своей комнате. Бенко остерегался промолвить слово о том, чем его мысли были заняты, но свита уже знала, что он призывал Паношу, и делала разные догадки.

Воевода притворялся веселым, и хотя уста его улыбались, но лоб был нахмурен.

После ужина жена помогла ему перейти в спальню. Туда позвали знахарку, которая пришла с зельями, окурила ногу, перевязала ее, и после этого воевода лег в постель, попросив жену сидеть при нем, пока он не заснет.

Хотя он прекрасно знал, что его жена питает слабость к своему племяннику и постоянно его защищает, он никогда не скрывал перед ней своих мыслей, а потому шепотом начал ей рассказывать о том, что слышал от Вержбенты, и что он вследствие этого решил.

Маруся, жена воеводы, слушала внимательно, стараясь владеть собою и не выдать своего волнения. Бенко, забыв всякую осторожность, все ей выболтал. Она не посмела ему противоречить, лишь крепко сжала руки от страха.

У нее не было собственных детей, и она любила племянника с детских лет, как собственного сына. Она снисходительно смотрела на все его проступки, объясняя их горячей кровью, которая в нем текла, и находила, что во всем, что о нем говорили, было много клеветы и лжи. Убежденная в том, что ей не удастся разбудить мужа и умилостивить его, она не открывала уст, лишь две крупные слезинки выкатились из ее глаз. Ей казалось, что ее племянник пламенно любит молодую королеву Ядвигу, и она от души его сожалела.

Когда Бенко, сильно оживленный, высказал все, что у него было на душе, его жена решилась прошептать несколько робких слов, прося пощадить Мацека; чтобы скрыть свое волнение, она быстро удалилась из комнаты. Воевода вслед уходящей проговорил те же самые слова, что сказал Вержбента. – Негодяй будет мне благодарен за то, что я велел его арестовать и спас его от виселицы, не допустив совершить преступление.

Жена Бенко, возвратившись в свою комнату, залилась слезами и долго не могла успокоиться. В ней происходила страшная борьба между долгом перед мужем и любовью к племяннику; она не знала, на что ей решиться, но сердце подсказывало ей, что она должна защитить Мацека ради памяти сестры. К тому же, она была убеждена, что он совсем не так виновен, а что враги его оклеветали.

Она опустилась на колени и начала горячо молиться, прося Бога научить ее, как поступить, чтобы спасти своего несчастного племянника. Всю ночь жена воеводы провела в слезах и сомнениях. На следующее утро, тотчас после обедни, она велела позвать к себе своего любимого верного советника, капеллана Михно.