Король холопов

– Ты, старуха, лучше молчала бы, потому что ты ничего не знаешь! –воскликнул Вядух. – За такую честь человек потом расплачивается жизнью. Я никогда не кичился своим богатством, потому что не хотел вызывать зависти, а теперь нельзя ударить лицом в грязь и осрамить себя и свое сословие! Поохав немного, Вядух прошелся несколько раз по комнате, выпил оставшийся после короля бокал с медом, поправил на себе пояс, крепче стянув его, осмотрел свои лапти, и выглянув через окно, чтобы по солнцу определить время, обратился к жене.

– К ужину, вероятно, возвращусь, а может быть и нет… Смотри, голубушка, чтобы я, возвратившись, нашел похлебку. А теперь мне нужно собираться в путь.

Выбрав самого лучшего коня, старик, не отказавшийся еще из-за возраста от верховой езды, бодро уселся на лошадь и ускакал.

По соседству жило несколько богатых крестьян, но не все они были похожи на Вядуха. Самые выдающиеся из них льнули к дворянам и к ним заискивали, поступали к ним на службу, обязывались нести повинности. С ними нельзя было говорить о положении крестьянства, ибо они, хоть и принадлежали к этому сословию, но не принимали близко к сердцу его интересы.

Другие предпочитали спокойно оставаться у себя, не подвергаясь никаким неприятностям, потому что, несомненно, надо было быть подготовленными к тому, что рыцарство недоброжелательно отнесется к их присутствию; некоторых Лекса не мог пригласить, так как они уже слишком просты были; поэтому выбор был очень труден, и Лекса был сильно озабочен, так как он стыдился удовольствоваться небольшой горсточкой сотоварищей. Дорогой Лекса тяжко вздыхал о том, что король возложил на его плечи такое тяжелое бремя, но сбросить его он уже не мог.

До самого позднего вечера Гарусьница, дремля на скамье, напрасно поджидала его возвращения. И на следующий день ни к обеду, ни после обеда, ни вечером старика все еще не было. Жена не столько беспокоилась о нем, сколько злилась. Она пошла с жалобой к сыну, и когда возвратилась, мужа все еще не было дома; лишь на третий день она услышала голос Лекса, звавшего Вонжа, чтобы убрать коня.

Она тотчас же обвела взглядом лицо старика, желая узнать, в каком расположении духа он возвратился; лицо его было спокойное, ясное, и на губах играла улыбка. Он потребовал еды, и это было хорошим признаком. У него не было привычки отдавать отчет жене в своих делах, поэтому она и не расспрашивала его, зная, что он потом сам расскажет, если она не выкажет своего любопытства.

На следующий день он начал готовиться к отъезду в Вислицу. В первый раз в своей жизни Лекса сдал все хозяйство на руки сыну, потому что у него было слишком много работы. Вынули из сундуков и приготовили самую лучшую одежду, так как им приходилось и в Кракове остановиться и, хотя Лекса не любил выставлять на вид свое богатство, он на этот раз говорил, что не желает осрамить свое сословие.

Нужно было приготовить прочный возок, подобрать к нему лошадей, потому что, хотя крестьяне и ездили верхом, в дорогу приходилось брать с собою всякие запасы, так как там, где много народа собирается, иногда и за деньги хлеба не достанешь, а в Вислице, следовало надеяться на многолюдный съезд.

Время быстро летело; некоторые крестьяне начали приезжать к Вядуху, который назначил день отъезда в Вислицу. Почти ежедневно кто-нибудь из них обращался за советом к Лексе, так как все его считали как бы своим вождем. Они не все тронулись из Прондника, потому что некоторые должны были присоединиться по дороге. Вядух молча попрощался с женой, угрюмо велел сыну смотреть в оба за хозяйством, а то ему потом несдобровать.

Отряд крестьян, хоть и без оружия, без щитов, шишаков, имел довольно представительный вид, и каждый из них запасся для дальней дороги секирой, топором, большой палкой, которыми можно было защищаться в случае нападения.

Находчивый крестьянин выбирал товарищей, сообразуясь не только с их умом и материальным положением, но обращая внимание на то, чтобы они его своим внешним видом не осрамили. В числе их были и седые, серьезные старики, и молодые, румяные лица. Все они сознавали, что едут не ради себя, а в качестве представителей своего крестьянского сословия.

Все те дороги, по которым они проезжали, были переполнены; со всех сторон по ним тянулись дворяне, духовенство, воеводы с челядью и со стражей, отряды рыцарей.

В те времена можно было почти всякое сословие узнать по его одежде и вооружению. Духовные правила строго определяли, как духовенство должно быть одето дома, в костеле и во время путешествия. Мещанам нельзя было наряжаться ни в шелка, ни украшать себя драгоценными камнями, хотя бы у них и были на это средства; бароны и знать везли с собой свиту, а потому всякий встретивший кучку крестьян при первом взгляде на них узнавал, кто они такие и что они не принадлежат к дворянскому сословию.

Встречные, не стесняясь, громко выражали свое изумление, недоумевая зачем мужики едут в Вислицу. Не верили даже тому, что они осмелятся туда прибыть.