Король крыс

– Черт, не знаю, – ответил Кинг. – От всего этого тошнит, когда начинаешь задумываться. Однако... однако бизнес есть бизнес. Все, что мы накрутили, это гениально.

Питер Марлоу улыбнулся и забыл про больную руку.

– Помните. Я получаю первую ногу.

– Для кого-нибудь из тех, кого я знаю?

– Нет.

Кинг рассмеялся.

– Вы ведь не предложите ее своему приятелю?

– Я расскажу вам, когда отдам.

– В конце концов, мясо есть мясо, а еда есть еда. Возьмите, например, собаку.

– Я видел Хокинса день или два назад.

– И что?

– Ничего. Я, конечно, ничего не знал, а он не захотел разговаривать о собаке.

– Он толковый, этот парень. Что сделано, то сделано. – Потом Кинг тревожно сказал, мешая карты на столе:

– Где же Шагата?

В окне появился Текс.

– Эй!

– Да?

– Тимсен говорит, что владелец начинает паниковать. Сколько ты еще собираешься ждать?

– Я зайду повидать его. – Кинг выскочил в окно и прошептал:

– Следите за навесом, Питер. Я буду неподалеку.

– Хорошо, – сказал Питер Марлоу. Он подобрал карты и начал тасовать их, вздрагивая от боли в руке.

Кинг держался темноты, чувствуя на себе множество глаз. Некоторые из них принадлежали его людям – часовым, остальные были недобрыми и враждебными. Когда он разыскал Тимсена, тот был весь в поту.

– Привет, дружище. Я не могу его держать здесь вечно.

– Где он?

– Когда твой связной придет, я представлю его. Такой уговор. Он недалеко.

– Лучше приглядывай за ним. Ты же не хочешь, чтобы он смылся, правда?

– Ты делай свое дело, а я буду делать свое. Его хорошо охраняют. – Тимсен пососал свою «Куа», потом передал сигарету Кингу, который затянулся.

– Спасибо. – Кинг кивнул в направлении стены тюрьмы, на восток. – Ты знаешь о них?

– Конечно, – австралиец рассмеялся. – Скажу тебе еще одно. Грей идет сюда. Вся зона кишит копами и полно засад. Я знаю про одну банду австралийцев и слышал еще про одну, которая пронюхала о сделке. Но мои дружки охраняют все вокруг. Как только мы получим деньги, ты получишь бриллиант.

– Мы подождем охранника еще десять минут. Если он не придет, тогда все повторим снова. Схема та же, детали другие.

– Хорошо, дружище. Увидимся завтра, когда пожрем.

– Будем надеяться, что увидимся еще сегодня ночью.

Но этой ночью ничего не произошло. Они ждали, но Шагата так и не пришел, поэтому Кинг свернул операцию.

На следующий день Питер присоединился к толпе пленных, собравшихся на улице у госпиталя. Завтрак уже кончился, солнце жгло воздух, землю и все живое на ней. Даже мухи, казалось, стали сонными. Он нашел затененный клочок земли, устало сел на корточки в пыль и начал ждать. Боль в руке стала дергающей.

Его очередь подошла, когда наступили сумерки.

Доктор Кеннеди коротко кивнул Питеру Марлоу и показал на стул.

– Как дела сегодня? – спросил он рассеянно.

– Благодарю вас, неплохо.

Доктор Кеннеди наклонился и потрогал повязку. Питер Марлоу вскрикнул.

– В чем дело, черт возьми? – сердито спросил Кеннеди. – Я едва дотронулся до вас.

– Не знаю. Малейшее прикосновение вызывает адскую боль.

Доктор Кеннеди сунул термометр в рот Питеру Марлоу, потом запустил метроном и начал считать пульс. Ненормальный, частота девяносто. Плохо. Температура нормальная, и это тоже плохо. Он поднял его руку и понюхал повязку. От нее шел отчетливый мышиный запах. Плохо.

– Ладно, – сказал он. – Я собираюсь снять повязку. Держите. – Он дал Питеру Марлоу маленький кусок резиновой камеры, который он щипцами вынул из стерилизующего раствора. – Прикусите. Будет больно.

Он подождал, пока Питер Марлоу закусил резину, потом стал осторожно разматывать повязку. Но она присохла к ране, стала уже ее частью, и единственное, что оставалось делать, – это отрывать ее. Доктор уже давно не был ни ловким, ни умелым.

Питер Марлоу знал, что такое боль. А когда ты хорошо знаком с болью, ты знаешь ее пределы, оттенки и настроения. Имея привычку к боли и мужество, ты можешь позволить себе незаметно войти в боль, тогда она станет не страшной, только терпимой, и ее можно победить.

Но эта боль была невыносимой.

– О, Боже, – проскулил Питер Марлоу сквозь резинку, из его глаз ручьем лились слезы, дышал он с трудом.

– Я кончил, – сказал доктор Кеннеди, понимая, что это не все. Но больше он ничего не мог сделать, ничего. Здесь не могу. Конечно, больному нужно было сделать укол морфия, каждому дураку понятно, но он не мог сделать ему укол. – Теперь давайте посмотрим.

Он тщательно осмотрел открытую рану. Она была отекшей, воспаленной, желтоватого цвета с фиолетовыми пятнами. Покрыта слизью.

– Да, – сказал он задумчиво, откинулся на спинку стула, сложив пальцы домиком и рассматривая их. Помолчав, он сказал:

– У нас есть три варианта. – Он встал и начал расхаживать, ссутулив плечи и говоря монотонно, как будто читал лекцию. – Сейчас рана приобрела новое качество. Или говоря проще, рана гангренозная. Газовая гангрена. Я могу оставить рану открытой и вырезать пораженную ткань, но думаю, это не поможет, заражение проникло глубоко. Поэтому мне придется отнять часть мышц предплечья, и тогда рука будет бесполезной. Лучшее решение – ампутация...

– Что?