Король-Лебедь

– Напиши письмо, как будто от имени парусника «Людвиг» паруснику «Гизела», – принцесса развеселилась новой идеей. Теперь ее глаза блестели от радости и охватившего ее восторга. – Напиши мне три признания в любви: одно в возвышенном стиле, принятом при дворе Людовика Четырнадцатого, – пусть оба парусника будут частью французского флота. Второе – в романтическом, как больше всего нравится вам и вашему любимому Вагнеру. И третье, нежное и трепетное, – от имени парусника, служащего в наше время, я хочу, чтобы оно было до неприличия сентиментальным, как это сейчас входит в моду.

Три письма

По прибытии в Мюнхен Гизела получила доставленный ей со специальным курьером букет и письмо, написанное в стиле, принятом при дворе Короля–Солнца, выгравированное золотом на белой мраморной подставке, сверху которой красовался золотой парусник «Гизела».

Вот оно:

Госпожа души моей!

Солнце небосвода моего!

Простите, что, быть может, отрываю Вас от дел высочайшего порядка, ибо что вы не делаете, куда не ведете свой путь, все в вас величественно и прекрасно, божественно и верно.

Я видел, как бухты, теряющие вас за горизонтом, покрывались трауром беззвездной ночи, потому как звезды есть не что иное, как отражение вашей солнцеподобной личности. Как тихо умирал, издавая лишь слабые стоны старого дерева и жалобные скрипы корабельных цепей флот Его величества, когда долго не могли вас дождаться. И как расцветали волшебными огнями воды, по которым Вы, о блистательная, держали свой путь.

Снизойдите же до меня, раба вашего, появитесь снова, дайте мне облечься вашим сиянием или умереть навсегда. О, богиня моих грез, Святая Гизела.

Не было никакого сомнения в том, что король написал это письмо самостоятельно, не прибегая к помощи оплачиваемого литератора, что было не удивительно, так как Людвиг прекрасно владел пером и был осведомлен обо всех тонкостях заданного стиля.

Второе письмо застало Гизелу в доме ее тетки, где они с мужем и свитой остановились на три дня по дороге в Берлин. Это письмо было свернуто в трубочку и лежало в футляре от подзорной трубы, на котором была сделана гравировка в виде переплетенных между собой букв «Л» и «Г» и картинки входящего в гавань корабля.

Когда принцесса вытаскивала письмо из футляра, на ладонь ей скатился перстень с бриллиантом в виде слезы. Развернув дрожащими ручками письмо, она прочла следующее:

Сердце мое, Гизела!

Счастье – свободный ветер несет тебя, легкокрылую, любимицу бури, пучины и выси. Когда девятый вал обнимает твое бело–золотое тело, поднимая его к самым звездам и они срываются огненными ангелами… я люблю тебя!

И только пучина с ее морскими звездами и кладами разлучит нас.

Хотя нет, и там мы будем вместе, пока буря нашей судьбы не разобьет борта наши в щепу или не вознесет на небеса святой любви.

Приди же ко мне судьбой, звездой, чудом. На миг счастья.

Принцесса спрятала оба письма в ореховую шкатулку. Не было ничего удивительного в том, что король, прозванный королем–романтиком, справился с этим несложным заданием. Впереди же было последнее, действительно трудное дело. Письмо в сентиментальном тоне, который только что входил в моду и который Людвиг не знал и откровенно не признавал, считая излишне приземленным и слезливо пошлым.

Здесь Гизела могла ожидать любого сюрприза, и сюрприз не заставил себя ждать.

Третье письмо от короля она получила написанное на розовой бумаге и перевязанное голубой ленточкой. Окаем письма был аккуратнейшим образом обведен в небесного цвета рамочку с незабудками и анютиными глазками по краям.