Читаем Король Лир. Буря (сборник) полностью

Король Лир. Буря (сборник)

«Король Лир» и «Буря» принадлежат позднему периоду творчества Уильяма Шекспира; в обеих пьесах главный герой – стареющий властитель, а тема – расставание с властью. Трагедию «Король Лир» многие называют величайшим из всех творений Шекспира. Блок писал: «Трагедии Ромео, Отелло, даже Макбета и Гамлета могут показаться детскими рядом с этой. Здесь простейшим и всем понятным языком говорится о самом тайном, о чем и говорить страшно…»К самым успешным и популярным на сцене пьесам Шекспира относят и «Бурю»; ее жанр обычно определяют как романтическая сказка. Это – последняя пьеса Шекспира, написанная без соавторов, его прощание с театром.Пьесы представлены в новом переводе Григория Кружкова – замечательного поэта и переводчика, лауреата многих премий за поэтический перевод. Предисловие к книге написал известный театровед, специалист по творчеству Уильяма Шекспира – Алексей Вадимович Бартошевич.

Уильям Шекспир

Драматургия / Средневековая классическая проза18+

Уильям ШекспирКороль Лир. Буря (сборник)

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *О шекспировских переводах Григория Кружкова

Судьба русских переводов Шекспира в точности повторяет судьбу шекспировских постановок, и шире – историю восприятия творчества британского классика в российской культуре, и еще шире – духовный путь России в его важнейших моментах. Это достоверный, давно установленный факт. «Гамлет» Николая Полевого так же синхронен Гамлету Павла Мочалова или Виссариона Белинского, как «Король Лир» Оссии Сороки – театральным исканиям Анатолия Васильева или Сергея Женовача и вместе с тем – образам великой нашей «деревенской» литературы 70-х годов. Примеры такого рода можно перечислять до бесконечности.

Но в развитии школы шекспировских переводов случается и обратный ход, логика иного свойства. Переводчик обращается к сочинениям Шекспира в поисках того, чего не может найти в современной культуре и в современной жизни. Образы шекспировских творений, осмысленные и переданные переводчиком, открыто или исподволь противостоят господствующему складу бытия и быта. Вольно или невольно поэт-переводчик – а переводчик Шекспира не может не быть поэтом, – погружаясь в глубины и взбираясь на высоты классического текста, дает современному обществу важные и чаще всего горькие уроки. В феврале 1940 года Борис Пастернак так описывал в письме к Ольге Фрейденберг процесс работы над переводом «Гамлета»: «Три часа чувствуешь себя в высшем смысле человеком, чем-то небессловесным, независимым, горячим, три часа находишься в сферах, знакомых по рождению и первой половине жизни, а потом в изнеможении от потраченной энергии падаешь неведомо куда, «возвращаешься к действительности». Что это была за «действительность», всем хорошо известно. Кстати, перевод был заказан Вс. Мейерхольдом, а делался, когда режиссер уже стал жертвой сталинского террора.

Мне кажется, что шекспировские переводы Григория Кружкова, с величайшей строгостью следуя текучим и в то же время ясным смыслам подлинника, нимало не заботясь о сиюминутности его звучания, отчетливо противостоят, я бы даже сказал – бросают вызов царящему в сегодняшнем мире, в сегодняшней культуре и, увы, во многих нынешних переводах Шекспира, и не только его одного, духу самодовольного легкомыслия, безответственности и всесокрушающего цинизма.

Кружков, прекрасный современный поэт, переводит Шекспира во всеоружии филологической учености, стремясь в точности передать малейшие оттенки подлинника. Но перевод всегда интерпретация, зависящая и от личности переводчика, и от меняющегося контекста времени. У Григория Кружкова Шекспир звучит не как надменный пророк, изрекатель громогласных истин, а как художник, в котором философская сложность соединена с физически чувственным осязанием жизни, с великой простотой, чуть ли не с простодушием. Многозначные метафоры переплетены с наивным просторечием, которое остраняет поэтические тропы и делает их реально ощутимыми. Чего стоит, например, в самом начале «Бури» строчка: «Дуй, ветер, пока у тебя дуделка не лопнет». В прежних (и совсем неплохих) переводах эти слова звучали так, словно их произносит король Лир, величаво спорящий со стихиями: «Дуй, ветер, пока не лопнешь!» Но у Шекспира это кричит простой матрос, выясняющий отношения со штормом: отсюда «дуделка». Это случайный, попавшийся под руку пример – их можно привести тысячу. В одном из прежних переводов Просперо повелевает дочери: «Помоги мне снять мой плащ волшебный!» У Кружкова: «помоги мне снять мой плащ волшебника». Речь, стало быть, идет не о сказочном одеянии, а о профессиональном реквизите. В традиционных переводах «Короля Лира» (акт первый, сцена 1) Кент говорил: «Король идет!» У Кружкова: «А вот и король». Чувствуете разницу? Домашняя интонация свидетельствует о привычности придворного ритуала. Кто ж из людей Лира знал, что на этот раз все обернется так несчастливо!

Это, конечно, мелочи, но из таких мелочей складывается замечательное целое.

Перейти на страницу: