Король лжи

Мне хотелось заключить его в объятия, а затем избить до полусмерти. Ради чего назначена такая цена тщеславию? Имя – это просто имя, будь то имя живого человека или высеченное на мраморе; его можно запомнить многими способами, и не все они хороши.

Я не отрывал головы от столешницы стола, которая была прохладной и твердой. Прижался к ней щекой и раскинул руки. Память перенесла меня в школьные годы. Я закрыл глаза, почувствовал запах резинки, и комната растворилась. Я оказался в прошлом.

Это был наш первый раз: мне было пятнадцать, Ванессе чуть больше. Дождь с перебоями стучал по жестяной крыше, но сарай на ферме Столен был сухим, и ее кож тускло мерцала в наступивших сумерках. Когда вспыхнула молния, она осветила мир вокруг и соединила нас. Мы были первооткрывателями, и, когда гром гремел, он это делал каждый раз громче, не отставая от движения наших тел. Ниже нас в загонах, пахнувших соломой, лошади стучали копытами, как будто одобряли наши действия. Я до сих пор слышал ее запах, мог слышать ее голос.

Ты любишь меня?

Ты знаешь, что люблю.

Скажи это.

Я люблю тебя.

Повтори это снова. Не прекращай говорить.

Так я и делал – три слова, ритм, подобный ритму наших тел. Тогда ее голос звучал в моем ухе. Мягко. Она снова и снова повторяла мое имя – Джексон, пока ее голос не заполнил меня, мою душу.

И затем зазвучал громче.

Я открыл глаза и снова оказался в своем офисе. Подняв взгляд, я увидел ее во плоти, стоящей в дверном проеме. Я боялся моргнуть, потому что она могла просто исчезнуть.

– Ванесса?

Она обхватила себя руками и вошла в комнату. Казалось, что она ступает все тверже, пока приближалась ко мне. Я протер глаза, все еще боясь спугнуть видение.

– Я подумала, что тебе, возможно, хочется увидеть дружеское лицо, – сказала она, и ее голос прошел сквозь меня, словно призрак любимой, давно умершей. Я думал о тех вещах, которые ей необходимо услышать: о моей неправоте и о моем горе.

Но голос подвел меня и прозвучал резко:

– Где твой новый мужчина? – спросил я, и ее лицо смягчилось при упоминании об этом незнакомце.

– Не набрасывайся на меня, Джексон. Я едва пришла.

– Не знаю, зачем сказал это. Мне жаль. В любом случае это не мое дело. – Я сделал паузу, посмотрел на нее, как будто она все еще могла исчезнуть. – Я идиот, Ванесса, думаю только о себе – Я протянул к ней руки, но она остановилась в другом углу комнаты. – Все разваливается на части.

Я прекратил говорить, но она закончила мою мысль:

– Было трудно.

– Да.

– Мне тоже было трудно, – проговорила она, и я чувствовал искренность ее слов. Кожа на ее лице натянулась, оно казалось напряженным. Я увидел новые морщинки вокруг ее рта.

– Я пробовал позвонить тебе, – объяснял я. – Никто не ответил.

Она вздернула подбородок.

– Я не хотела говорить с тобой. Но потом случилось все это. Я подумала, что, возможно, тебе кто-то нужен. Думала… что если…

– Ты правильно подумала, – сказал я.

– Позволь мне закончить. Я тут не для того, чтобы быть твоей подругой или любовницей. Я здесь потому, что я твой друг, потому что никому не справиться с этим в одиночку.

Я опустил глаза.

– Все ведут себя так, как будто это сделал я. Люди отворачиваются от меня.

– А Барбара?

– Она использует это против меня. – Я отвернулся. – Все кончено между нами. Я не вернусь к ней.

– Она знает об этом? – спросила Ванесса. У нее была причина для скептицизма: я часто говорил, что уйду от Барбары.

Подняв голову, я нашел глаза Ванессы и заглянул в них. Мне хотелось, чтобы она знала правду.

– Барбара не согласилась с этим. Но она об этом знает.

– Предполагаю, она обвиняет меня?

– Да, хотя я говорил ей о другом. Она не может принять правду.

– Какая ирония, – заметила Ванесса.

– Что?

– Совсем недавно я готова была приветствовать обвинение. Если бы оно означало, что мы можем быть вместе.

– Но не теперь, – сказал я.

– Нет. Не теперь.

Я хотел добавить что-нибудь, чтобы стереть те слова, но так боялся потерять ее, что мысль об одиночестве парализовала меня.

Лицо Ванессы побледнело, губы превратились в тонкую линию, когда она наблюдала за тем, с каким трудом я подбирал слова.

– Мне тридцать восемь лет, – произнесла она. – Почти сорок. – Она прошла через комнату, остановившись напротив меня у стола. – В этой жизни мне хотелось иметь только три вещи, Джексон, только три: ферму, детей и тебя.

Она все больше бледнела, как будто из нее внезапно вытекла кровь. Ее глаза стали громадными. Я знал, чего ей стоили ее слова.