— Чего только не выдумают эти белые, — качали они головами.
— А для меня, — сказал один старый негр, — не так удивительна белая птица, как этот белый носильщик. Тридцать лет работаю у белых, а не помню, чтобы когда-нибудь белый пожалел черного рабочего и дал ему деньги раньше, чем тот кончит работу.
— И откуда он взялся? Разве он приехал вместе с ними?
— Даю слово, это кто-то из здешних, переодетый носильщиком. Он слишком хорошо для белого говорит на нашем языке.
— А разве вы не заметили, что этот безногий механик уснул, когда белый носильщик дал ему сигару? Наверно, это была усыпляющая сигара.
— Тут что-то не так, — решили все.
Закончив работу, белый носильщик ушел, а негры сели неподалеку от пальмы, под которой было зарыто колесико. И вдруг один из них закричал:
— Смотрите, на песке следы! Там что-то закопали. Я помню, что до прихода поезда песок под пальмой был нетронутым.
Начали рыть, нашли колесико и тотчас же обо всем догадались.
Что делать? Белые хотят подложить Матиушу свинью, а негры любят Матиуша. Они немало заработали денег с того времени, как начали снимать с верблюдов тяжелые клетки, ящики и мешки и погружать в вагоны этого дышащего огнем дракона, которого белые называют «поезд».
Что же делать? Подойти и отдать Матиушу колесико? Но офицер белого гарнизона может их строго за это наказать. Посоветовались и решили прокрасться ночью в лагерь и подбросить колесико.
Так и сделали. И вот, благодаря помощи добрых негров, Матиуш, хоть и с трехчасовым опозданием, смог отправиться в дорогу.
31
Кто сам не пережил этого, тот не понимает, сколько ужаса заключено в этом слове. Если ты заблудился в лесу, то у тебя кругом хоть деревья, ты можешь набрести на шалаш или на сторожку лесничего. В лесу у тебя ягоды, ручей — можешь напиться воды, заснуть под деревом. Если заблудится корабль, на корабле есть люди, они могут развеселить, утешить, есть запас еды, виднеются какие-нибудь острова. Но вот так, вдвоем, заблудиться в воздухе, над пустыней, — это, пожалуй, самое страшное, что может ждать человека. Ни спросить, ни посмотреть, даже ни заснуть хоть ненадолго, чтобы освежиться.
Сидишь на этой странной птице и думаешь — вот она мчится как стрела, но неизвестно куда, мчится, пока есть бензин и масло, и упадает замертво, когда запас их кончится. А вместе со смертью этого великана — конец надеждам, тебя ждет смерть в раскаленных песках пустыни.
Два дня тому назад они пролетели над вторым оазисом, сегодня в семь часов утра должны были пролететь над третьим, а в четыре часа дня быть в стране Бум-Друма. Часы их маршрута были подсчитаны двадцатью учеными профессорами, и подсчитаны точно, с учетом силы ветра. Направление у них было прямое, ведь в воздухе нет надобности обходить какие-либо препятствия.
Что же случилось?
В семь часов утра они должны были пролетать над третьим, и последним, оазисом, а между тем уже без двадцати минут восемь, а под ними все песок и песок.
— Долго мы можем еще держаться в воздухе?
— Самое большое шесть часов. Бензина, может быть, хватило бы и на дольше, но масла эта бестия столько выпивает, что не знаешь, как быть. Жарко ей, хочется пить, ничего удивительного.
Они понимали эту жажду, потому что запас питьевой воды тоже был на исходе.
— Пейте вы, ваше величество, — мне меньше нужно воды, потому что ноги мои остались дома и вода им уже не нужна. Ох, и трудно мне будет после падения ползком возвращаться домой, чтобы отыскать свои ноги.
Казалось, он шутил, но Матиуш видел, что у храброго летчика в глазах стояли слезы.
— Семь часов сорок пять минут.
— Семь часов пятьдесят минут.
— Восемь часов.
А оазиса все не видно.
Если бы была буря или гроза, не жалко было бы погибать. Но все шло так хорошо! На десять секунд раньше пролетели первый оазис, с опозданием на четыре секунды пролетели второй. Летят с той же самой скоростью, ну, хоть бы на пять минут опоздали. А то — на целый час!
Уже почти у цели, уже сегодня должно было закончиться это последнее опасное путешествие Матиуша. Все зависело от этого путешествия. И что же?
— Может быть, изменить направление? ~~ советует Матиуш.
— Направление изменить легко. Мой самолетик послушный, стоит пальцем пошевелить. Как он прекрасно идет! Это не его вина, что так случилось. Не горюй, мой птенчик. Изменить направление — но почему — и какое выбрать? Я думаю, надо лететь дальше. Может быть, это опять какая-нибудь дьявольская проделка, как с колесиком. Как это оно могло пропасть и тотчас же отыскаться? Опять мотор хочет пить. На тебе, дурень, рюмку масла, но помни, что пьянство всегда влечет за собой несчастье, а тебя в особенности ожидает горькая доля.
— Оазис! — вскрикнул вдруг Матиуш, который не отрывал глаз от подзорной трубы.
— Тем лучше, — сказал пилот, такой же спокойный в удаче, как был спокоен минуту назад в беде.
— Оазис, так оазис. Опоздание на час пять минут. Ничего страшного. У нас запас на три часа больше, чем нужно. Все потому, что ветер нам мешает. А ну-ка, напьемся сейчас вместе. — Летчик налил себе кружку воды и чокнулся с масленкой.
— Твое здоровье, братишка.