Вольдемар задумался. Его перестала интересовать даже певица, которая уже затянула какую-то плавную песню на французском языке. Вращая в холеных пальцах пустой бокал, эсер сосредоточенно размышлял.
— Хорошо. Предположим, что в ваших словах есть разумная мысль. Какой процент в этом случае принадлежит нам?
— Двадцать процентов, — уверенно отвечал Чернопятов.
— Нас устроят семьдесят.
Брови Чернопятова возмущенно дрогнули:
— Послушайте. Ведь в этом деле практически нет никакого вашего участия. Я бы мог предложить его кому-то другому. А потом, я вам предлагаю такую интересную комбинацию и подвожу такого опытного медвежатника, как Савелий Родионов!..
— Хорошо, пятьдесят процентов! — решительно произнес Вольдемар. — Это мое последнее слово. В конце концов, это справедливо, мы сделаем вам прикрытие. Мало ли что может случиться. А потом, у нас имеются свои люди даже в полиции.
— Согласен, — после некоторого колебания согласился Чернопятов.
— Кроме денег в хранилище будет еще что-нибудь?
— Ничего, уверяю вас, — заверил его Георгий Чернопятов. — Надеюсь, мы договорились?
— Разумеется. Вы действительно больше никому не говорили об ограблении? — вдруг спросил Вольдемар.
— Нет, — как можно безмятежнее произнес Георгий. Улыбка у него получилась слегка виноватой.
— Что ж, хорошо, — задумчиво протянул Вольдемар.
— Тогда честь имею откланяться, — поднялся со своего места Чернопятов. — Как я понимаю, найти я вас могу здесь?
— Да. Еще один вопрос, — негромко сказал Вольдемар. — Вы говорили, что собирали на Савельева досье. Так вот, я хочу спросить, нет ли у вас такого досье на меня?
Георгий приостановился и равнодушно ответил вопросом на вопрос:
— Вы меня в чем-то подозреваете?
— Нет… Это я так, к слову.
Глава 16 У вас ко мне дело, господин комиссар?
Слегка отодвинув занавеску, Савелий посмотрел на улицу. В общем-то ничего примечательного, если не считать молодого человека, стоящего напротив дома. Причем забавно то, что он даже не делал вида, что смотрит куда-то в сторону. Самое большее, что он себе позволял, так это слегка прогуливаться. Да и то в этом случае была какая-нибудь уважительная причина, вроде молоденькой девушки. Слегка поволочившись, он как будто спохватывался и вновь возвращался, помня о том, что служба превыше всего.
В десяти метрах от него стояла пролетка, в которой, подремывая с кнутом в руках, сидел немолодой извозчик. На тот случай, если Савелий надумает улизнуть на подвернувшемся экипаже. Все продумано до мелочей, в фантазии им не откажешь.
А неделю назад под его окнами дежурил другой шпик, чем-то напоминающий этого, такой же лощеный и тонкий. Но вот только кому в голову пришла идея сажать к нему на хвост филеров?
Господин комиссар?
Вряд ли. Он умен и не позволил бы себе столь явных демонстраций. Его стратегия больше напоминает поведение матерой щуки, которая терпеливо, спрятавшись в мутную заводь, будет дожидаться жирного карася, пропуская восвояси худосочную плотву. А еще у комиссара предостаточно возможностей, чтобы действовать куда более радикальным образом, например, пригласить его в полицейский участок.
Может быть, это филеры господина Барановского?
Весьма темная личность, и к тому же успел доказать, что обладает немалыми возможностями. Ему вполне по силам нанять полдюжины топтунов, способных караулить каждое движение Савелия.
А что, если это проделки того типа, с которым он однажды столкнулся в Гранд-опера? Революционеры вообще народ очень бесшабашный, и опять же, у них очень строгая дисциплина, так что организовать слежку для них не составит большого труда.
А молодой человек между тем не терялся, он проворно вертел головой, выискивая привлекательные ножки. И если бы не такая досадная нелепица, как выстаивание под окнами, так он наверняка поволочился бы за одной из хорошеньких прелестниц.
Елизавета подошла почти неслышно, будто подкралась, и положила свои тонкие ладошки на плечи Савелию.
— Может быть, это шпик? — встревоженно спросила она.
Савелий аккуратно накрыл ладонью ее крохотные пальчики. Они успели настолько врасти друг в друга, что уже начали думать об одном и том же одновременно.
— Не уверен, — отрицательно покачал головой Савелий. — Филеры так себя не ведут. Чаще всего они предпочитают не светиться, а этот ведет себя демонстративно. Скорее всего, хотят показать, мол, мы тебя подозреваем и контролируем каждый твой шаг. И если ты будешь от нас скрываться, то жди очень больших неприятностей.
— Кто же это может быть?
— Думаю, что скоро мы это узнаем.
— А знаешь, когда я выходила из дома, то он меня проводил таким взглядом, словно я шла в неглиже.
— Ты не залепила ему пощечину? — улыбнулся Савелий.
— Этот шпик вовремя отвернулся! — заверила его Елизавета.
— А тебе не показалось, что, как только мы приехали в Париж, мы все время находимся под наблюдением? У меня такое ощущение, что кто-то постоянно смотрит мне в спину. А вчера куда-то пропала моя трость. Ты же знаешь, как я ею дорожу, — в сердцах произнес Савелий. — Это ведь подарок Парамона!