— Одних только «Рембрандтов» около двух десятков.
Родионов неприязненно хмыкнул:
— Судя по тому, что рассказали, вы, наверное, самый богатый человек во Франции и с ног до головы ходите в золоте!
Глаза художника сверкнули злобой:
— Если бы так! Что вы мне ответите, если я вам скажу, что у меня иногда даже не хватает на кусок мяса?
Савелий оставался серьезен:
— Наверняка у вас очень большие траты, и вы живете на широкую ногу. Бывает!
Дидро нахмурился:
— На деньги, которые я получаю от господина Барановского, я не могу даже наскрести на маленькую квартирку где-нибудь на Монмартре. Так сложились обстоятельства, что я должен был уехать из Парижа и жить на берегу моря в лачуге. Именно там я и писал свои картины!
— Что-то я не все понимаю. Но для этого нужны холсты той эпохи. Как же вы их умудрились изготовить? — удивился Савелий.
Жан Дидро отрицательно покачал головой.
— Изготовить такие холсты просто невозможно. В каждом веке полотна делали по-разному, во многих случаях технология просто утеряна. Даже состав ткани в них несколько иной, — горячо заверил художник. Глаза его блестели нешуточным азартом, похоже, что он знал, о чем говорил. — Поэтому господин Барановский поступал по-другому, он скупал картины пятнадцатого-шестнадцатого веков, не представляющие художественной ценности. Я смывал с них краску, тщательнейшим образом высушивал холсты и создавал на них новые творения. — Его глаза вспыхнули искрой вдохновения. — Поверьте, мсье Родионов, некоторые из моих картин были так хороши, что сделали бы честь даже художникам, под которых я работал. А когда я появляюсь в Лувре, то всегда останавливаюсь перед картинами, которые я создал и которые теперь считаются полотнами Рембрандта, Ван Дейка, Микеланджело. Если бы эти художники были живы, они с удовольствием поставили бы под ними свою подпись. — В голосе художника послышалась самая настоящая гордость. — Барановский же приезжал только раз в неделю, чтобы привезти мне продукты.
— Но ведь современные полотна значительно отличаются от тех, что были написаны несколько столетий назад. Совершенно другие краски, они покрыты мелкими трещинами, — стал перечислять Родионов. Разговор с Дидро всерьез увлек его.
Художник печально улыбнулся:
— Сразу видно, что я разговариваю с дилетантом. После того как картина написана, ее просушивают при температуре более ста градусов. После этого она покрывается мелкими трещинами. Так старят картину. Потом все эти трещины затирают тушью. Еще я использую крепко заваренный чай. Им я смачиваю картину, от чего на ней образуется темный налет древности. Мне остается только смеяться, когда моя картина попадает на реставрацию и художники пинцетом и ватой оттирают чай, который я использовал. И после всего этого считается, что картина прошла реставрацию. — Смеха не получилось, на его губах обозначилась всего лишь жалкая улыбка. — Заварку смывают, а картину выставляют в музее. Поверьте, мне всегда жаль расставаться со своими картинами, они для меня словно дети. Ведь я их создал!
— Как же так получилось, что вы оказались в Париже?
— Наконец мне все это надоело, и я сказал господину Барановскому, что устал от моря, что мне осточертел постоянный насморк! Что мне надоело мое безденежье, и я хочу в Париж! Вы можете представить француза, который хотя бы раз в неделю не сходил в ресторан? — серьезно спросил Жан Дидро.
Подумав, Савелий отвечал с должной откровенностью:
— Нет.
— Вот видите! Однако я был тем самым несчастным французом! — в голосе Дидро прозвучала нешуточная боль. — А потом, в Париже на каждом шагу есть масса всяких других развлечений. В конце концов, есть просто красивые женщины! — В голосе художника послышался вызов.
— И вы оказались в Париже?
— Не сразу, конечно, — признался Жан Дидро, — а после многих препирательств с господином Барановским. Но все-таки я здесь и поэтому шикую!
— Он вам прибавил вознаграждение?
Жан Дидро подозрительно посмотрел на Савелия.
— Вас тоже интересует, сколько я сейчас получаю?
— Разве кто-то еще интересовался?
— Не важно! У меня появилась своя клиентура. Это очень состоятельные люди… Сейчас, во всяком случае, я могу позволить себе сходить куда-нибудь в ресторан и пригласить в номер понравившуюся мне девушку. Я человек не жадный, это тот самый минимум, без которого не может обойтись настоящий мужчина. Не хочу сказать, что я безумно счастлив от того, что я делаю, но нынешнее положение меня вполне устраивает. Я рисую картины, а господин Барановский их пристраивает. Я живу не богато, но иногда мне удается отложить что-нибудь на старость.
— А у меня создается впечатление, что господин Барановский крепко держит вас за горло.
На лице Жана Дидро отразилась горечь:
— Вы драматизируете. Если бы я хотел от него убежать, то меня бы ничего не остановило.
— Не уверен. А что случилось с полотном «Страшный суд»?
Дидро усмехнулся:
— Вот мы добрались и до главного. Но сначала была другая картина.
— Какая именно?