Король на краю света

– Вы действительно не понимаете?

Джафер пришел к нему домой, принял кофе и инжир от Саруки. Он восхищался ее изяществом, домом, садом. Он сказал, что сам убедил султана отправить доктора Махмуда Эззедина в Англию.

Карьера Эззедина как целителя совершенно не подготовила его к переломным моментам путешествий, к мимолетным определяющим возможностям, когда результат зависел от решения. В Константинополе, будучи врачом семьи турецкого султана, он вел комфортную жизнь и мог распознать симптом, по симптому – причину, по причине – лекарство, будь то трава, диета или что-нибудь астрологическое. Даже если случался тяжелый и внезапный как землетрясение медицинский кризис – лихорадка, пустула, перелом, рана,– всегда можно было сперва начать какую-нибудь процедуру, нанести мазь. Но в ситуации иного рода, когда решения, от которых зависела жизнь, были политическими или личными, а не медицинскими, он мог защититься, лишь действуя наугад. Способность увидеть угрозу ослабела, притупилась или просто покинула его. Он даже не осознавал, что заразился, пока болезнь не стала почти смертельной.

Махмуд Эззедин попытался говорить отважно.

– Даже если он убьет меня, она свободная женщина. Она может отказать ему. Она не рабыня, которую можно отдать победителю.

– Конечно. Но давайте не будем тратить время впустую и еще сильнее портить вечер. У меня ноги болят.

Но реальность власти – область исследований, которую Эззедин игнорировал, даже когда извлекал из нее выгоду,– нельзя было отрицать бесконечно. Он понял, что подчинится ее непреложным законам, независимо от того, изучал ли он их или притворялся, что их не существует.

Много лет спустя доктор вспомнит эту сцену, и, наконец, станет бороться, требовать, просчитывать и разрабатывать стратегию. Но в тот момент Эззедин по-детски испугался за свою жизнь, как будто она все еще имела ценность, и подумал, что лучше ничего не говорить; в конце концов, вернувшись мыслями в прошлое на несколько месяцев и постепенно осознав смысл услышанных слов и замеченных взглядов – все благодаря упоминанию о «вещах, которых он желает»,– доктор спросил:

– Если вердикт султана окажется не в мою пользу, какую защиту вы можете предоставить моей жене и ребенку от Джафера? Они не должны принадлежать ему. Чтобы обеспечить их безопасность, я, возможно, могу предложить вам сейчас что-нибудь ценное. Все, что пожелаете.

Посол оценил стремление Эззедина побыстрее разобраться с последствиями.

– Я подумаю об этом. Но, доктор, займитесь сейчас же моими ногами – они болят.

11

До зависящего от ветра возвращения в Константинополь оставалось меньше недели, и посольство получило приглашение к королеве на торжество в честь третьей годовщины неудавшегося испанского завоевания. В помещении было жарко и душно, от каминов и факелов на потолке плясали узоры из теней и света – то языки, то демоны. Эззедин попытался встать у окна, поближе к толике прохладного воздуха и серого дневного света, но толпа, застенчивость и собственные заботы выпихнули его в заднюю часть Зала аудиенций. В это же самое время церемониймейстер скользил по комнате, подавая сигналы: прекратить песню, поскольку вот-вот начнется речь, а после нее из другого угла должна была зазвучать новая песня.

Эззедин, проведший уже несколько месяцев в Лондоне, почти привык к этому холодному, темному королевскому двору детских размеров, пародии на богатство и пышность, ожидающие его дома. А вот музыку в некотором смысле полюбил. Он слушал, рассеянно размышляя, и в конце концов решил, что попросит ноты – заберет их с собой в Константинополь, если они написаны по той же системе, которой пользуются турецкие музыканты. Если в Константинополе доктора посадят за содеянное, за вежливую (и дипломатичную, как он будет настаивать) терпимость к вероотступничеству иноземцев, если его выставят богохульником лишь потому, что Джафер бин Ибрагим возжелал жену Махмуда Эззедина, он, по крайней мере, вернется домой с чем-то ценным. Но нет, нет! Его не посадят в тюрьму, потому что бин Ибрагиму не поверят. Эззедин – слишком ценный слуга султанской семьи, бесспорно преданный и благочестивый человек. А может, его не посадят, потому что Джафер бин Ибрагим не удовлетворится временной мерой и настоит на казни, чтобы забрать собственность Махмуда Эззедина насовсем. Но посол защитит доктора. Он все объяснит султану. Ведь все упирается в лояльность, а в этом смысле Эззедин безупречен.

Посол улыбался, наблюдая за происходящим. Королева попросила пересказать историю ее обращения к своим войскам. Граф Эссекс поклонился и начал пафосную речь:

– Не мягкая женщина, но строгий монарх обратился к суровым мужчинам в Тилбери ¹⁹, воинственным гласом призывая из горних…

И тут какой-то из менее знатных дворян протиснулся в первые ряды лордов и леди, которые переминались с ноги на ногу, скрывая усталость. Казалось, он нарочно привлекал к себе внимание, расталкивая всех, кто попался на пути, включая фаворита королевы посреди тирады.

– Негодяй, ты обезумел? – крикнул кто-то.