Нашлись и скептики: в докладе внутренней разведки о мнениях и настроениях в обществе отмечалось, что речь имела «успокоительное, но неглубокое воздействие. В общем и целом она была встречена благоприятно, но чаще всего отмечали улучшение дикции его величества и несколько отстраненный, безличный тон»[67]
. Член парламента от Консервативной партии Катберт Хедлам после передачи записал в дневнике: «Бедолага – его можно только пожалеть»[68].Лайонел и Миртл отметили успех короля тем, что на следующий день пошли на вечерний сеанс «Моей цыпочки», веселой кинокомедии-вестерна, действие которой происходило в 1880-х годах, с Мэй Уэст и У. К. Филдсом в главных ролях. Потом Валентин отвез родителей в их любимый венгерский ресторан. Они были там первый раз с начала войны, и оркестр играл все любимые мелодии Миртл.
5
Дюнкерк
В своей штаб-квартире, оборудованной в лабиринте затхлых меловых тоннелей, прорубленных еще в годы Наполеоновских войн глубоко под замком Дувра, адмирал Бертрам Рамсей проводил совещание с представителями Адмиралтейства и Министерства судоходства. Рамсея, который находился в отставке, в начале войны вернули в строй и назначили командовать Дувром. Сейчас ему предстояло провести одну из крупнейших и самых дерзких в истории морских спасательных операций. Совещание проходило в центре управления, большой комнате целого комплекса, где в Первую мировую войну оборудовали автономную электростанцию. Она называлась «комната динамо»; так же назвали и будущую операцию.
Чуть раньше, 19 мая 1940 года, когда все больше опасений стала вызывать судьба четырехсоттысячной британской группировки, сдерживавшей наступление немцев в Северной Франции, Рамсея вызвали в Военное министерство. Он получил приказ разработать план «частичной эвакуации» Британского экспедиционного корпуса – частичной, потому что тогда никто в правительстве то ли не мог, то ли не желал признавать тяжесть положения. Несколько дней Рамсей развивал бурную деятельность в Адмиралтействе, Военном министерстве, Министерстве судоходства, встречался с начальниками приморских портов: нужно было найти столько кораблей и лодок, сколько, по его прикидкам, требовалось для эвакуации. Понимая, что крупные суда могут войти не в каждый порт, Рамсей обратился за помощью к сотням владельцев рыбацких лодок, прогулочных пароходов и других малых судов, которые могли бы забирать военных прямо с берега.
На первых порах этому решительно воспротивился Черчилль; он своими глазами видел жалкое состояние французской армии, но не оставлял надежды, что она все-таки развернет контратаку против немцев. Напротив, Горт, командующий британскими экспедиционными силами, очень мало верил в возможности своих союзников и предупреждал военный кабинет, что его подчиненным, возможно, придется с боями отступать к Дюнкерку, единственному порту, которым еще можно было воспользоваться. На заседании 20 мая Черчилль дал предварительные указания Адмиралтейству «подготовить значительное количество небольших судов для следования в порты и бухты на побережье Франции».
В последующие дни союзные силы оказались втянутыми в жестокие уличные бои. «Штуки», пикирующие бомбардировщики «Юнкерс Ю-87», обстреливали их с воздуха, а британские и французские военные суда, стоя в опасной близости к берегу, выпускали снаряды по немецким моторизованным колоннам, передвигавшимся вдоль побережья. Взрывы сотрясали воздух, саперы-подрывники уничтожали мосты и другие сооружения. В воздух поднимались столбы черного дыма. 23 мая началась эвакуация Булони; за два дня вывезли около 4300 человек, но оставили примерно 300. При этом выводить войска из Кале даже не пытались. Французы гневно твердили, будто Британский экспедиционный корпус только и делал, что готовил свое отступление в Англию, но 3000 британцев и 800 французов, запертых в городе, получили приказ остаться и вести бои. Без боеприпасов и воды они тут же были смяты. 24 мая неожиданно стало легче: две немецкие армии стремительно двигались на Дюнкерк, как вдруг Гитлер приказал их передовым частям остановиться на три дня. Бо́льшая часть французской армии пока еще сражалась, и он стремился сохранить боеспособность немцев для наступления на Париж. И кроме того, немцы, видимо, не понимали, сколько именно британских военных они прижали к побережью.