Король нищих

Лафма, спрятавшийся за угол дома и наблюдавший эту сцену, насторожился: рядом с лицом графини показалась головка в белом чепчике, на который был наброшен черный капюшон, и это было лицо той, кто преследовал его в ночных видениях — это было лицо Сильви! Лафма мог бы поклясться в этом! Ни у кого не было таких прекрасных ореховых глаз! А кто же эта старая дама? Черт возьми, это госпожа де Ла Флот, бабушка красавицы д'Отфор!

Охваченный мрачным волнением, которое заставило Лафма забыть о грозящих ему опасностях и даже о гороскопе господина Морена, он решил последовать за каретой. Пусть даже в ад, где черти, без сомнения, были бы рады по-братски его принять.

Карета, счастливо избежавшая дорожного происшествия, покатила дальше уже не столь быстро, и Лафма мог ее преследовать, не будучи замеченным. Он был уже не молод, но предки-горцы наделили начальника полиции сильными ногами и редкостной выносливостью. Путь предстоял неблизкий, но он ни на миг не задумался над тем, что ему придется возвращаться домой в одиночестве, после того как карета с ее пассажирками прибудет на место.

Карета пересекла оба рукава Сены, миновала Гревскую площадь и выехала на улицу Сент-Антуан, когда же она въехала в ворота монастыря Визитации, ее преследователь скорчил недовольную гримасу: если Сильви, которую он страстно желал, останется в монастыре, то завладеть ею снова будет невозможно. Въехавшая в него женщина — ворота, в которые посреди ночи впустили карету, доказывали, что ее там ждали, — была под столь же надежной защитой, как и за стенами Бастилии, чьи масивные округлые башни денно и нощно несли по соседству грозную стражу. Уж лучше бы Сильви окаазалась в знаменитой крепости, куда начальник полиции имел право доступа; в монастырь Визитации вход ему был заказан. Даже кардинал Ришелье не осмелился бы посягнуть на эту небесную крепость, которую он решил — наверное, за неимением лучшей — внести в список своих благодеяний.

Как это было ни печально признать, но о высокие стены монастыря Визитации начальник полиции мог лишь обломать себе зубы. Однако требовалось нечто большее, чтобы он признал себя побежденным при виде запертых ворот. Несколько минут Лафма размышлял. Карета, которая въехала в ворота, в один прекрасный день выедет из монастыря, ибо маловероятно, чтобы сама госпожа де Ла Флот решила постричься в монахини. Необходимо было выяснить, остановились ли они в монастыре на ночь, чтобы не открывать собственный особняк, или же старая дама посетила монастырь с единственной целью — оставить здесь Сильви. В таком случае…

Привыкший решать вопросы по степени их важности, Лафма не стал дальше предаваться раздумьям. Понаблюдав еще некоторое время за притихшим монастырем, Лафма покинул свой пост, поспешил в Гран-Шатле и отправил полицейского пристава следить за воротами монастыря.

— Останешься там до тех пор, пока не увидишь, / как из ворот выезжает карета (Лафма предусмотрительно дал ее подробное описание), которая приехала этой ночью. Когда увидишь карету, постарайся разглядеть, сколько в ней сидит людей и как они выглядят. Если карета покинет Париж, возьми, если сможешь, коня и поезжай следом.

— Куда? — спросил пристав, оказавшийся не кем иным, как Дезормо, сердечным другом Николь Ардуэн; к великому благу всех домочадцев Рагенэля, этого обстоятельства начальник полиции не знал.

— До первой почтовой станции, где постараешься выяснить, куда она направляется. Если тебе скажут, что карета направляется в долину Луары, вернешься и доложишь мне обо всем.

Подобное задание не вызвало восторга у Дезормо: пристав по натуре был человеком созерцательным. Поездки верхом утомляли Дезормо и растрясали его пузо, сильно выросшее благодаря вкусной и сытной стряпне Николь. Однако, испытывая, подобно всем своим сослуживцам, священный трепет перед начальником полиции, Дезормо не посмел бы даже намекнуть на то, чтобы Лафма обратился к другому, более юному и стройному приставу. К тому же действовать надо было срочно…

Эта поездка стала, вероятно, самым тяжелым испытанием в его жизни. Когда на следующий день вечером Дезормо почти свалился с коня, он был полумертвый от усталости; привезенные им новости повергли его начальника в замешательство и тревогу.

— Карета направлялась в Версаль, — объявил Дезормо. — В ней была пожилая дама… настоящая Дама! В Версале она пробыла более двух часов, после чего вернулась на улицу Сент-Антуан.

— В Версаль? Но куда именно в Версале? Уж не во…

— Вот именно, во дворец. И король находился там, потому что охрану несла рота мушкетеров… Могу ли я теперь пойти спать или должен возвращаться в монастырь?

Но погруженный в глубочайшие раздумья, Лафма ограничился тем, что, раздраженно махнув рукой, проворчал:

— Ступай спать!

Чего же хочет король от бабушки мадемуазель д'Отфор? Ведь никому не дано право посетить Версаль без личного приглашения Людовика XIII.