Король-олень

— Вивиана была стара, — сказал он, — и жила на Авалоне, отгороженном от реального мира. Мне же довелось жить рядом с Артуром, в мире, где выигрывались сражения и принимались реальные решения. Моргейна, бесценная моя, послушай. Слишком поздно требовать, чтобы Артур сдержал свою клятву Авалону именно в той форме, в какой он ее давал. Время не стоит на месте; звон церковных колоколов теперь плывет надо всей этой землей, и людей это устраивает. И кто мы такие, чтобы утверждать, что в этом нет воли богов? Любимая моя, хотим мы того или нет, но это христианская страна, и мы, почитая память Вивианы, лишь окажем ей дурную услугу, если дадим всем знать, что она явилась сюда, дабы предъявить королю невыполнимые требования.

— Невыполнимые требования? — Я отдернула руки. — Да как ты смеешь!

— Моргейна, выслушай…

— Я не желаю слушать объяснений предательству! Если бы тебя слышал Талиесин…

— Я говорю лишь то, что слышал от самого Талиесина, — мягко сказал Кевин. — Вивиана не дожила до того, чтобы погубить дело всей своей жизни — она ведь стремилась создать страну, где будет царить мир. И какая разница, христианской будет эта страна или друидской? Воля Богини исполнится, какими бы именами ни величали ее люди. Кто тебе сказал, что это не было волей Богини, — чтобы Вивиана получила этот удар прежде, чем успела снова ввергнуть в смуту землю, на которой наконец-то воцарился мир? Говорю тебе, нельзя снова ввергать страну в раздоры. Если бы Вивиана не погибла от руки Балина, я сам высказался бы против ее требования — и думаю, что Талиесин поступил бы так же.

— Как ты смеешь говорить за Талиесина!

— Талиесин сам назначил меня мерлином Британии, — сказал Кевин, — и тем самым дал мне право действовать от его имени в тех случаях, когда он не может высказаться сам.

— Еще немного, и ты заявишь, что стал христианином! Тебе недостает лишь четок да распятия!

— Моргейна, неужели ты и вправду думаешь, что от этого что-то изменилось бы? — спросил он с такой нежностью, что я едва не разрыдалась.

Я упала на колени перед ним — как год назад — и прижала к груди его изуродованную руку.

— Кевин, я любила тебя. Ради этой любви молю тебя — будь верен Авалону и памяти Вивианы! Пойдем со мной — сегодня, сейчас. Не допусти этого издевательства. Проводи меня на Авалон, чтобы Владычица Озера могла покоиться рядом с остальными жрицами Богини…

Он склонился надо мной, и прикосновение его изломанных рук было нежным до боли.

— Моргейна, я не могу. Бесценная моя, неужто ты не можешь успокоиться, прислушаться к голосу рассудка и понять, что ведет меня?

Я встала, вырвавшись из его непрочных объятий, и вскинула руки, призывая могущество Богини. Я слышала, как мой голос исполнился силой жрицы.

— Кевин! Именем той, что пришла к тебе сюда, именем мужественности, которую она дала тебе, я призываю тебя к повиновению! Ты обязан верностью не Артуру и не Британии, но одной лишь Богине и своим обетам! Покинь же это место! Иди со мной на Авалон и помоги унести ее тело!

В полумраке я видела, что меня окружает сияние Богини. Коленопреклоненный Кевин содрогнулся. Я поняла: еще мгновение, и он подчинится. А потом… я не знаю, что произошло потом; возможно, что-то спуталось у меня в сознании. Нет, я недостойна, я не имею права… Я покинула Авалон, я отвергла его — так по какому же праву я приказываю мерлину Британии? Чары развеялись; Кевин дернулся и неловко поднялся.

— Женщина, ты не можешь мной командовать! Ты, отрекшаяся от Авалона, как ты смеешь приказывать мерлину Британии? Скорее это тебе надлежит стоять передо мною на коленях!

Он с силой оттолкнул меня.

— Оставь свои уговоры!

Он развернулся и захромал прочь; его размытая тень металась по стене. Я смотрела ему вслед. Потрясение было так велико, что я не могла даже плакать.

Четыре дня спустя Вивиану похоронили по церковному обряду, в Гластонбери, на Священном острове. Но я туда не поехала.

Я поклялась, что ноги моей не будет на Острове священников.

Артур искренне горевал по Вивиане; он построил для нее гробницу, и установил памятный знак, и поклялся, что они с Гвенвифар упокоятся рядом с Вивианой, когда придет их час.

Балину же архиепископ Патриций во искупление злодеяния велел совершить паломничество в Рим и в Святую землю. Но прежде, чем тот успел отправиться в изгнание, Балан узнал от Ланселета о случившемся и разыскал Балина. Приемные братья сошлись в бою, и Балин был убит одним ударом; но и Балан был тяжко ранен и пережил брата всего лишь на день. Вивиана была отомщена — так говорилось впоследствии в песнях; но что толку в той мести, если Вивиану оставили лежать в христианской гробнице?

А я… я даже не знала, кого они избрали Владычицей Озера вместо Вивианы — я ведь не могла вернуться на Авалон.

… я была недостойна Ланселета, я была недостойна даже Кевина… я не смогла уговорить его выполнить свой истинный долг перед Авалоном…

… мне следовало тогда пойти к Талиесину и упросить его — пусть даже мне пришлось бы встать перед ним на колени — отвезти меня обратно на Авалон, чтобы я могла искупить свою вину и снова вернуться в обитель Богини…