Король-олень

Она находится в замке Мелеагранта — старом замке ее отца. Ее изнасиловали и держат в заточении, и Мелеагрант заявил, что намерен владеть этим островным королевством по праву ее супруга. Нет, этого Артур не допустит. Что бы он ни думал о самой Гвенвифар, он все равно пойдет войной на Мелеагранта — хотя бы ради чести Верховного короля. Наверное, это будет нелегко, но возможно — отбить остров у Мелеагранта. Она не знала, каков боец из Мелеагранта, если не считать того случая, подумала королева с несвойственным ей мрачным юмором, когда его противник — беспомощная женщина. Но как бы там ни было, ему не выстоять против Артура, нанесшего сокрушительное поражение саксам при горе Бадон.

А после этого ей придется предстать перед Артуром и поведать, что с ней произошло. Нет, лучше уж покончить с собой. Невзирая на все старания, Гвен не могла представить, как же она будет рассказывать Артуру о том, что Мелеагрант сделал с нею… «Я должна была сопротивляться упорнее… Артур в сражениях смотрит в лицо смерти; однажды он получил такую рану, что на полгода оказался прикован к постели. А я… я перестала бороться после нескольких оплеух…» Если бы она была колдуньей, как Моргейна! Она бы превратила этого мерзавца в свинью! Но Моргейна никогда не очутилась бы в лапах у Мелеагранта — она сразу учуяла бы западню. И кроме того, она всегда носит с собой этот свой маленький кинжал — возможно, она и не убила бы

Мелеагранта, но он надолго потерял бы желание — а может, и возможность! — насиловать женщин!

Гвенвифар съела и выпила, что смогла, умылась и почистила испачканную одежду.

День начал клониться к вечеру. Надеяться было не на что; ее никто не хватится, и никто не придет к ней на помощь, пока Мелеагрант не начнет похваляться своим деянием и не объявит себя супругом дочери короля Леодегранса. Она ведь приехала сюда по своей воле, в сопровождении двух соратников Артура. До тех пор, пока Артур не вернется с южного побережья, — а может, еще дней десять после этого, пока не минует назначенный срок ее возвращения, король не заподозрит, что дело неладно.

«О, Моргейна, почему я тебя не послушала? Ты ведь предупреждала, что Мелеагрант — негодяй…» На миг Гвенвифар почудилось бледное, бесстрастное лицо ее невестки — спокойное, немного насмешливое. Видение было таким отчетливым, что Гвенвифар протерла глаза. Моргейна смеется над ней? Но нет, все развеялось — видение оказалось всего лишь игрой света.

«А вдруг она сумеет увидеть меня при помощи своих чар… вдруг она пришлет кого-нибудь на помощь… нет, она не станет мне помогать, она меня ненавидит… она лишь посмеется над моими злоключениями…» Но потом Гвенвифар вспомнилось: Моргейна могла потешаться и насмешничать, но если случалась беда, никто не мог сравниться с нею в доброте. Моргейна ухаживала за ней и утешала ее, когда у нее случился выкидыш; Моргейна сама захотела помочь королеве, хоть Гвенвифар и возражала, и дала ей амулет. Может, Моргейна и вправду не питает к ней ненависти. Возможно, насмешками Моргейна лишь защищалась от гордыни Гвенвифар, от ее язвительных замечаний в адрес чародейств Авалона.

Понемногу комнату заволокли сумерки. Надо ей было вовремя догадаться и попросить какую-нибудь свечку или лампу. Похоже, что ей предстоит провести здесь вторую ночь. А Мелеагрант может вернуться… При одной лишь мысли об этом Гвенвифар похолодело от ужаса; у нее до сих пор болело все тело, губы распухли, на плечах — и, наверное, и на лице, — проступили синяки. И хотя сейчас, пока Гвенвифар была одна, она могла спокойно думать о том, как можно сражаться с Мелеагрантом и, возможно, заставить его отступить, гложущий страх подсказывал ей, что стоит лишь Мелеагранту прикоснуться к ней, как она в ужасе съежится и позволит ему делать все, что угодно, лишь бы ее не били… она боялась новых побоев, так боялась…

Разве сможет Артур простить ее? Ее ведь не избили до потери сознания — она сдалась после нескольких ударов… Как сможет он принять ее обратно и продолжать любить и чтить, как свою королеву, если она позволила другому мужчине овладеть ею?

Он не возражал, когда она и Ланселет… он сам был частью этого… если в том и был грех, то она совершила его не сама, а по желанию мужа…

О, да, но ведь Ланселет был его родственником и ближайшим другом…

Снаружи донесся какой-то шум. Гвенвифар попыталась выглянуть в окно, но опять не увидела ничего, кроме все того же угла скотного двора и все той же мычащей коровы. Действительно, откуда-то долетал шум, крики и звон оружия, но Гвенвифар не могла ничего разглядеть, а шум, приглушенный стенами, был неразборчив. Возможно, это просто негодяи Мелеагранта затеяли драку во дворе, или даже — о, нет! Господи, спаси и сохрани! — убивают ее спутников. Королева попыталась извернуться, чтобы удобнее было смотреть через щель в ставнях, но у нее ничего не вышло.

Но тут по лестнице застучали шаги. Дверь распахнулась, и Гвенвифар, со страхом обернувшись, увидела Мелеагранта с мечом в руках.

— Убирайся в дальнюю комнату! — приказал он. — И чтоб ни звука, или тебе же хуже будет!