Король приказал поставить навесы над длинными столами, чтобы защитить английскую знать и офицеров от солнца. Внимательные слуги поставили перед ними блюда с мясом и подливали им в кубки благородные вина, которых многие из них и не пробовали, омывали им руки и осушали льняными салфетками. Жонглёры и менестрели развлекали их. Каждый становился королём на том пиру. А потом, чтобы разнообразить развлечения, слуг мужского пола заменили прелестными француженками, смеющимися, обращающимися по-свойски с англичанами и гулявшими с ними по тенистым аллеям после захода солнца.
Обмениваясь мыслями с Филиппом де Комином в палатке для заседаний, где проходили переговоры, кардинал Буршье удивлённо поднимал брови.
— О Боже! Мой господин великий канцлер! Никогда ещё со времён, как Иоиль вбил гвоздь в голову Сизеры, не использовали женщин в войне таким образом. Конечно же никогда так не было! Ради всех добрых жён этих людей я должен подвести наши переговоры к быстрейшему завершению. Это будет стоить... хм-м, ваш король говорил о пятидесяти тысячах фунтов. Итак, нам понадобятся ещё корабли, чтобы увезти людей в спешке — и это будет стоить, ну, скажем, восемьдесят тысяч фунтов.
— Семьдесят пять, — возразил великий канцлер. — Конечно, не каждый англичанин женат.
Кардинал согласился.
Потом встал вопрос о ежегодных выплатах английскому королю. Буршье хотел называть это данью, а Комин — даром. Они сошлись на названии, и в договор была введена оговорка о ежегодной пенсии королю Эдуарду. Размер пенсии — пятьдесят тысяч фунтов.
Договор был подписан, и печати поставлены.
В Европе назвали это перемирием торговцев.
Король Эдуард был совершенно удовлетворён. Но Людовик, который части ужинал с ним и поражённый количеством пищи, которую он поглощал, опустился на колени и принялся молиться, когда увидел, что английская армия двигается в обратном направлении.
— Чёрт возьми, когда-нибудь этот человек умрёт от обжорства!
Теперь он узнал больше об английском короле и увидел его слабости. Эдуард был жесток, эгоистичен, на редкость жаден и основательно ленив. С тех пор как он получит свою пенсию для своих собственных расходов, он никогда не выйдет из себя. Франция в безопасности. Людовик поставил его первым номером в списке иностранных вложений.
Угроза вторжения прошла, но осталась угроза для его собственного здоровья. Ему пришлось сесть на сильную диету. Он пил горькие капли, которые давал ему Оливье. Он молился. В письме, которое случайно попало в архивы, видимо чтобы история подсмеивалась над ним, он щедро жертвовал денег аббатству Сен-Клод на молитвы за «хорошее состояние моего живота». Хорошее состояние живота — могло ли теперь оно волновать его всерьёз?
Он вернулся в Париж, приказал отрубить посреди городской площади голову Жаку Немуру и возвратился в Плесси-ле-Тур. Последний предатель Франции был мёртв, последнее крупное поместье конфисковано. Последний иноземный враг, кроме одного, был побеждён, тот, оставшийся — изолирован и оставлен без союзников, да и к тому же — со всех сторон подвергается угрозам. Ещё немного, и Бургундия тоже падёт.
Теперь он должен исполнить клятву перед Господом. Он обещал при коронации, что если Господь передаст ему Францию и разрешит ему объединить её, он будет славить Богородицу так истово, как никакой король не делал.
Именно этим Людовик и занялся.
Вера короля отличалась практичностью. Под покровом религиозности скрывалась глубокая суеверность, как и у миллионов его подданных. Он никогда не усмехался, когда видел крестики из чеснока, развешанные на крестьянских дверях для защиты от оборотней, поскольку у него был собственный талисман. Он носил свой изумруд поверх одежды, чтобы отогнать болезнь, которую никто никогда ещё не мог вылечить и которая, возможно, происходила от демонов. Его поклонение святым сочеталось с убеждением в том, что ему необходимо сотрудничество с ними, как будто они — союзники в одном деле. Тот святой, который помогал ему, мог ожидать щедрых дарений в пользу церкви, носящей его имя, а те, кто не помогал ему, могли рассчитывать лишь на то, что со шляпы короля будет убрано их изображение и растоптано. Небеса — огромная Франция, Бог — великий король, демоны, вероятно, это что-то вроде неверных французских вассалов.
Теперь Бог позволил ему уничтожить французских демонов. Теперь он выполнил свою клятву Богу. Твёрдо решив сдержать её, он подтвердил благородное происхождение Девы Марии, одарил её титулом французской графини и поместьем и забрал поместье обратно, чтобы управлять этим вассальным владением самому.
Никто не смеялся над ним, а многие преданные церкви люди обвиняли его в грехе.
Озадаченный, Людовик спрашивал:
— Грех! Ради бога, скажите, в чём он?
— В унижении имени Святой Богородицы, — отвечали те.