Король-предатель. Скандальное изгнание герцога и герцогини Виндзорских

Лоуфорд, которому тогда было под тридцать, стал постоянно вращаться в кругах Виндзоров и Мендлов. 1 февраля 1939 года он описал просмотр фильма, на котором в числе гостей присутствовала жена Сомерсета Моэма Сирия. «Было забавно видеть, как его королевское высочество наблюдает за тем, как его прадедушка и прабабушка резвятся в Балморале, и ему, казалось, это нравилось… После мы вернулись на ужин к Элси, где герцог свободно говорил по-испански и стал довольно веселым…»[177]

На следующий вечер он опять ужинал с ними:

«Виндзоры были очень добры, милы и веселы прошлой ночью, и у меня состоялся довольно сердечный разговор с герцогиней. Мы пообедали в «Максимз», где к нам присоединились Александра Меткалф и Сашеверелл Ситвелл… Герцог обнаружил, что оркестр мешает ему говорить – а он много говорит, – поэтому мы покинули «Максимз» и поехали обратно в их дом на бульваре Суше. Кстати, его французский ужасен: он называет это «Бва де Булонь». Дом пока меблирован только наполовину; но, похоже, в конечном итоге выглядеть он будет чрезвычайно приятно: высокие комнаты с высокими окнами и, конечно же, красивая мебель.

Спальня герцога тоже в стиле ампир, темно-красная с золотом; и у него страсть к маленьким шлемам. У стульев есть шлемы по обоим углам спинки; а прикроватные часы заключены в шлем из металла и перламутра… Кровать, на которой были разложены королевская пижама и халат, тоже в стиле ампир, темно-красного цвета… У герцогини есть спальня очень темно-синего и белого… Я не могу избавиться от ощущения, что он, к сожалению, не находит себе места… Но герцогиня сказала, что они не спешат возвращаться в Англию, если там не нужны… В субботу я ужинаю в «Ритце» с [леди] Бертой Майклхэм, почетными гостями у которой будут и Виндзоры. Кажется, я не могу сойти с их орбиты, но я должен признать, что мне искренне нравится быть с ними обоими. Ее высочество удивительно прямолинейна, проста и искренна; находиться в ее присутствии невероятно приятно»[178].

Весной 1939 года шантажист герцога снова дал о себе знать, написав ему из отеля «Ритц»:

«Дэви, дорогой, в прошлом месяце мама дала мне документы, касающиеся моего рождения. Эти документы теперь находятся в безопасности. Они могут быть изготовлены по вашему запросу. Я попрошу адвоката провести собеседование между вами и мной или вашим окружением, если вы не захотите дать мне ответ письмом или по телефону… Александра»[179].

«Я знаю, что Уолтер Монктон выразил вам соболезнования по поводу смерти женщины по имени Марони, и прилагаю одно из двух писем с просьбой, которые она написала за подписью «Александра» из отеля «Ритц» в Париже», – написал герцог своему адвокату Джорджу Аллену несколько дней спустя. И продолжил:

«Вы, наверное, помните, что она была выслана из Франции около года назад, и это первое уведомление о ее возвращении, которое получили я и французская полиция. Я попросил нашего детектива Аттфильда связаться с месье Перье из Национальной полиции, проинформировав его о присутствии Марони в Париже, и сегодня вечером он сообщил мне, что женщина получит тюремное заключение сроком на один месяц за въезд в страну, будучи объектом приказа о высылке, а затем будет снова депортирована»[180].

В следующем месяце должно было произойти еще одно затруднение, связанное с тем, что герцог вмешивается в политику. «Я вижу в сегодняшнем выпуске новостей, что Дэвид собирается вещать в Америку сегодня вечером» – написала королева Елизавета королеве Марии. – …Как нехорошо с его стороны выбирать такой момент»[181]. По приглашению друга Фреда Бейта из NBC герцог согласился выступить с призывом к миру из Вердена, полагая, что только американское вмешательство может предотвратить войну. Попытки друзей, таких как лорд Бивербрук, не давать развития этому шагу были проигнорированы:

«В течение двух с половиной лет я намеренно не вмешивался в общественные дела и все еще собираюсь это делать. Я говорю ни от чьего имени, кроме себя, без предварительного ведома какого-либо правительства.

Я говорю просто как солдат последней войны, чья самая искренняя молитва заключается в том, чтобы такое жестокое и разрушительное безумие никогда больше не охватило человечество»[182].

Это было неудачное время, поскольку король и королева только что отправились в тур доброй воли в Соединенные Штаты, где царили сильные изоляционистские настроения, и Канаду, единству которой угрожало франко-канадское сепаратистское движение.

Би-би-си отказалась транслировать выступление, но оно оказало огромное влияние в Америке, поскольку копия текста была включена в материалы Конгресса, и герцог получил сотни писем поддержки, в частности, от Мари Стоупс, Джона Фостера Даллеса и лорда Альфреда Дугласа. Хотя позиция Эдуарда была слегка подорвана, когда выяснилось, что он обедал ранее на этой неделе с графом Йоханнесом фон Велцеком, послом Германии во Франции и давним другом[183]. По крайней мере, это было воспринято как еще одна попытка превзойти своего младшего брата.