"Король" с Арбата

- Хороший песик,- задумчиво сказал я,-Как его зовут?

- Король. А тебя?

Овчарка потянула в сторону, занялась нашим ведром-короной. Я вспомнил:

- Меня Алешка. Грибков Алешка.

- А что вы тут на рогоже делали? Я из машины заметил,- спросил Женька.

- Посвящали в короли.

- Кого?

- Ну меня.

- Зачем?

- Ну, так положено. Кто самый сильный во дворе, тот и король.

Женька подумал, сказал серьезно:

- Лучше быть вождем гладиаторов Спартаком. Или Чапаевым. А королей всегда революции свергают.

Он сердито потянул повод, крикнул:

- Король! Цыц! Оставь ведро! Я тебя! Сядь сюда! Овчарка виновато посмотрела, завиляла хвостом, покорно уселась у ног хозяина.

- Вот видишь,- засмеялся Женька,- все как у людей. Он опять помолчал, потом потеребил свои кудри:

- Знаешь, Алешка, раз ты король, ты должен знать, какие полезные ископаемые есть в твоих владениях.

- Это зачем?

- Вот мне нужна глина. Красная, а лучше белая. Есть у тебя?

- Для чего?

- Лепить. Я лепить люблю.

- А что лепить?

Хочешь, тебя вылеплю. Я бюст Шмидта лепил, того, что с «Челюскина», и Максима Горького.

- А Чапаева можешь?- осторожно спросил я.

- Могу.

- Тогда пойдем.

Я повел его за помойку. Здесь была чудесная, послушная пальцам белая глина. Когда-то мы натаскали ее со стройки теперь уже построенного Женькиного дома.

***

А на следующий день произошло вот что. Женька начал лепить. Мы стояли за его спиной и молчали. Просто удивительно все получается. На нашей скамейке лист фанеры, на ней большой ком белой глины. И вот из этого кома получилось знамя. У Женьки пальцы тонкие, сильные и очень ловкие.

Сначала из кома вышел толстый блин, а потом появились складки, и вот уже глина как будто и вовсе исчезла, и мы увидели шелковое легкое знамя. Казалось, оно сильно бьется на ветру, стараясь куда-то улететь, но древко упрямо держит его.

Я такое знамя видел в Музее Революции. Его нарисовал художник. Прямо из золотой рамы картины в зал музея неслись три всадника. Один из них в буденовке поднялся на стременах, с силой рвет из ножен шашку, рот у него страшно открыт, наверное он кричит: «Даешь!» А рядом, чуть откинувшись назад и цепко обхватив ногами брюхо коня, развернул во всю ширь мехи гармони кавалерист в белой, наверное, от солнца, гимнастерке. Так и кажется, что ветер врывается в его открытый смеющийся рот, схватывает слова песни «Братишка наш Буденный, с нами весь народ…» и несет эту песню все дальше и дальше в задымленную, пороховую степь.

Третий всадник скачет с красным знаменем. Ему, наверное, труднее всех. Уж очень трепещет это знамя, уж очень напряглись сильные руки знаменосца.

И вот сейчас я опять вижу то же знамя. И хотя оно вылеплено из белой глины, мы все его видим только красного цвета.

Хорошо бы на такую тему дали школьное сочинение! Например: «Красное знамя» или «Атака», а может быть, «Смело, товарищи, в ногу!» Я бы уж постарался, я бы писал да писал. А то ведь нет. Все одно и то же, вроде: «Как я провел лето». Это значит грибы, купанье, удочки…

Мы так увлеклись, что даже не заметили, как подошел Мишка Жаров в новенькой летческой фуражке. На ней, как небо, голубой околыш с красной звездой и золотой птицей на самом верху.

В другое время мы обязательно бы ее по очереди примерили и даже бы лизнули блестящий козырек. А сейчас один только Лева понимающе спросил:

- Отцовская?

- Конечно, - спокойно сказал Мишка и тихо добавил: - Теперь уже отцовская.

Мы позавидовали.

Все- таки хорошо, что у Мишки теперь есть настоящий отец, да еще летчик.

И опять мы молча дышим в согнутую Женькину спину, и снова перед глазами волшебное красное знамя из белой глины, которая еще вчера шариками выстреливалась из наших рогаток.

Меня позвала домой Нонка. На лестнице вынула из волос гребенку, сказала:

- У нас гости. С маминой работы. Дай-ка причешу.

В комнате две женщины и старичок. На столе пакеты. Я попробовал искоса в них заглянуть, но Нонка незаметно повернула их в другую сторону.

- Ну, как, герой?-спросил старичок и стал ощупывать мои мускулы. - Ого! Ничего!

Женщины тоже смотрят на меня и хорошо улыбаются, как будто это у них такие мускулы.

- Не балуешься тут без матери?- спросила одна из них и, нагнувшись, осмотрела мои ботинки.

- Что вы, он у нас послушный мальчик,- засуетилась Нонка.- Давайте, я чай поставлю.

Я ожидал, что сейчас спросят про то, как окончилась учеба и какие отметки. Взрослые это любят. И потому прилежно, как только могу, смотрю на Нонку.

- Ну, как школа? Какие отметки?-весело спросил старичок.

- Ничего,- говорю я,- разные отметки.

- Ой, давайте я все-таки чай поставлю,- заторопилась Нонка.

Теперь улыбаются все гости. Смеется Нонка, весело и мне:

- Всякие отметки,- осмелел я и уточнил:- Всего полно. Так что не в обиде.

Гости пить чай отказались, посидели, поговорили, стали прощаться.

- Сейчас поедем в больницу к матери,- покашлял старичок.- Из профкома мы… Что от тебя передать?

А что я могу ей передать? Слепить что-нибудь из глины? Не успею. Или книжку какую? Есть у меня под подушкой: «Красные дьяволята». Так с ней и сплю.

Достал, протянул старичку:

- Вот! Здесь про наших разведчиков, и про Махно, и про Перекоп.