Лидочка тянет к себе книгу, не соглашается.
- Почему не понимаем? Мы все понимаем. Вот написано «ведущий барабан», а это его номер, а стрелка показывает, где он. А вот и он.
Мы рассматриваем этот барабан. Он вроде обыкновенной катушки, только с зубчиками.
- Объектив,- читает дальше Рыжик.- А вот его номер и стрелочка. Пожалуйста, смотрите сюда.
Все рассматриваем объектив. Почти такой же, как и у нас в коробке из-под печенья. Трубка с линзами ходит в другой трубке.
- Мальтийский крест!- заорал Мишка.- Вот он!
Так вот ты какой, мальтийский крест! Вроде старинного ордена. Его мы видели в кино «Чапаев» на груди у белого полковника. Обидно, что такой хороший крест и белогвардейский.
- Где книгу достал? - спрашивает Лева.
- К отцу клиент из кино ходит. Инженер. Я попросил. Он принес.
- Давай дружить,- предлагает Женька и смотрит на меня.- Верно, Алешка?
- Конечно,- говорю я.- Книжка нужная. Пойдем, Бахиля, притащим в сарай ту штангу.
Мы идем к помойке, где лежит эта самая штанга. Славик пыжится приподнять ее за конец, Бахиля буркнул:
- Куда тебе. Катись.
Мы подняли штангу, несем в сарай. Мне видно, как высоко старается держать Бахиля эту тяжелую железяку.
Уже темно во дворе. Из окон домов выглядывают во двор головы родителей.
- Миша, домой!
- Женя! Скорее, папа арбуз принес.
- Стасик! Опять ты с этой компанией! Марш домой! Меня тоже зовет мама. Прощаясь, я спрашиваю Лидочку:
- Признайся, ты Бахиле рассказала про наше кино?
- Я,- виновато мнется Рыжик.- А что, не надо было?
- Молодец, правильно сделала,- решаю я.- Ну, пока!
- Алеша,- удерживает она мою руку,- так почему же, когда тебе кто очень нравится, то ты ему - нет?
- А ты сделай так, чтобы он тебе меньше нравился,- запросто советую я,- тогда все наоборот получится.
- Не могу я,- тихо говорит Рыжик и уходит. Потом вдруг из темноты кричит:-Алешка! Ну и осел же ты! В зоопарке клетка пустует.
- Попробуй только завтра выйти во двор,-грожу я.- Рыжая.
На занавеске Ларискиного окна танцуют тени. Патефон на весь двор хвалится:
Все хорошо, прекрасная маркиза, И хороши у нас дела.м
Дома у нас гость. Нонкин студент. Чай прихлебывает из подарочной маминой чашки. (Косте подавали простой стакан.) На столе наш альбом с фотографиями. Студент подносит снимки к очкам, то и дело спрашивает:
- А это кто идет рядом с вами?
- Это? Мой одноклассник.
- А вот это?
- Это мы с тренером на катке.
- Гм, гм… А это?
- Это киномеханик из «Кадра» - Костя.
- Однако… А вот это кто?
- Это мы на пляже в Серебряном бору.
- А кто рядом?
Ах, это. Так просто. Родственник один.
Гм… Родственник.,. А рука как-то у него… Знаете, как-то неудачно получилась.
Я выбрал фотографию Кости, полюбовался, положил сверху. Студент опять ее сунул под низ. Я снова положил сверху. Студент смотрит на меня долгим взглядом.
- Ну, молодой человек, как учитесь? Какие отметки?
- Да как вам сказать…
- Можно в стихах,- вежливо улыбается студент.
- Алеша, спать,- выручает меня мама из-за занавески… Я развожу руками: мол, ничего не поделаешь, дисциплина - и ухожу.
Засыпаю под бормотание студента:
- А это кто? Ух, какое у него примитивное лицо… А это? Никакого интеллекта… Скажите, Ноночка, почему так бывает? Вот, допустим, один человек сильно любит другого. А тот, другой, его обязательно любит меньше? И наоборот. Какое-то несоответствие. В чем дело?
Я насторожился. Надо же! Кругом одно и то же,
Голос Нонки:
- У Пушкина об этом хорошо сказано.
- Но то была другая эпоха… Мама заворочалась в постели:
- Нона, заведи будильник. Мне завтра в первую смену.
Скрипит пружинка будильника. Хлопнула дверь. Все тихо. Только чуть слышно, как во дворе кому-то жалуется патефон:
Сердце, тебе не хочется покоя,-
Мне не спится. Так и представляется, как танцует Лариска с Тогой. Наверное, там еще девчонки, Ларискины подруги и ребята из Гогииого дом пять. Мать Ларискина, Евдокия Ивановна, конечно, всем чай разливает, а папа патефон подкручивает. Потом они садятся за стол. И этот пижон Гога, наверное, всем объявляет, что он пойдет мыть руки. А Лариска ему полотенце чистое подает. Противно.
Потом, наверное, Гога хвалится велосипедом и своим отцом, знаменитым адвокатом. А когда он капнет на скатерть вареньем, то Лариска и ее мать, конечно, суетятся:
- Ах, ничего, ничего. Отстирается.
После чая опять будут танцевать. И ее папа, наверное, толкнет маму:
- Посмотри-ка на них!
А потом Гога начнет читать свою поэму про полярников.
Как- то у нас в школе был вечер, посвященный покорению Северного полюса. Гога написал поэму. Она называется «Ледяная симфония». Он здорово расписал темные ночи, вой медведей и Большую землю, чья горячая любовь «за тысячу верст согревала челюскинцев».
Когда он прочел свои стихи, мы захлопали, а Лариска кричала «бис!», крутилась на стуле, ко всем оборачивалась:
- Это он сам сочинил! А мне в альбом еще лучше написал. Классик!
Из школы мы идем все вместе. Лариска вплотную с Го-гой, а мы почтительно рядом. Шагаем, слушаем.
- Вообще-то им такую поэму не стоило посвящать,- говорит Гога.- Они там государственный ледокол утопили, а мы кричим «ура!».