В общем, взялись мы за сарай. Лужу вычерпали, песок принесли. Лидочка со Славиком обили стены новыми газетами. Портрет Лермонтова по краям обрезали, вставили в рамку. Славик радуется:
- Ну вот, без погон он прямо за нас.
Молчит поэт. Смотрит со стены нашего сарая и молчит.
А рядом газетные фотографии папанинской льдины. Четыре человечка в лохматых одеждах подняли руки, прощаются с самолетом.
И все это вместе попало в наш сарай, попало к нам на Плющиху.
Жиган стоит у двери нашего сарая.
- Пилите?
- Пилим,- говорим мы. - Разве так пилят? Мы молчим, мы пилим.
- Лидочка лоб вытирает:
- Взял бы да показал, как надо. Жиган папироску рассматривает:
- А вы попросите как следует. Мы пилим.
Закурил, ногой консервную банку катает. - Чего же вы молчите?
Мы заняты. Лидочка фанеру держит, а мы пилим. Дымит Жиган в нашем сарае.
- Хоть бы по линии пилили. А то все вкось. Меня зло берет.
- Слушай, катись отсюдова. Хочешь - на тебе пилу и пили.
Жиган папироску выплевывает, всех расталкивает.
- Вот, смотрите.
Идет пила. Прямо по линии и не спотыкается. Где линия» там и зубцы.
- Что еще пилить? - спрашивает Жиган.
- Все. Больше нечего.
- Я еще могу…
Мы торжественно прибили на воротах нашу вывеску:
Прием посетителей с 9 утра до 9 вечера».
Наш участковый дядя Карасев долго стоит около вывески, снимает фуражку, опять надевает, хмурится и молчит.
Мы стоим у него за спиной и тоже молчим.
- Так,- наконец говорит дядя Карасев,- а вы это самое… Ну хоть с кем-нибудь согласовали?
Он снова интересуется, покашливает:
- Мало ли что? Вроде как самоуправство…
- А мы с райкомом согласовали,- врет Женька.
- С райкомом? - задумывается дядя Карасев.-Ну, тогда ладно,- Он строго оглядывает нас: - Смотрите спичками не балуйтесь. И вообще, чтобы все было это самое… на уровне.
Мы с готовностью киваем.
- А когда каникулы кончаются? Когда вам в школу?
- Первого апреля, дядя Карасев.
- Ну, осталось недолго,- довольный, подытоживает участковый, еще раз читает наше объявление, прокашливается, уходит.
Все началось утром на следующий день.
К нам во двор пришли две девчонки. Одна побольше, другая поменьше. Зашли, робко покрутились и направляются к сараю. Мы перестаем работать, на Славика смотрим, Он пожимает плечами: мол, я тут ни при чем.
- Здравствуйте,- говорит длинная девочка и подталкивает свою подружку: - Зина, давай уж ты.
Зина с интересом наблюдает, как лужа окружает ее калошу, очень серьезно спрашивает:
- Кто у вас старший?
Мы переглядываемся. До сих пор мы так и не знаем, кто же у нас старший.
- Ну, кто у вас главный? - спрашивает Зина и по очереди всех оглядывает.
- Мы все тут главные,- говорю я.
- Как же так? У вас киностудия и нет директора? Так нельзя.
- А что вам нужно?
- Ну, мы с подругой хотим сниматься,- неуверенно говорит Зина.- Вот Клава,- она кивает на подругу,- живет в одном доме с участковым дядей Карасевым. Он все нам рассказал.
- Ну и что же? - осторожно спрашивает Лидочка.
- Вот мы и хотим сниматься в вашем кино.
- Так,- моргает мне Женька.- А что вы умеете делать в кино?
- Мы? Мы умеем играть,- говорит Зина.- Какие у вас роли по сценарию?
- У нас пока нет сценария,- очень вежливо говорит Лидочка.- Еще не написали.
- Ну, тогда мы еще рано пришли,- вздыхает Зина, трогает подругу.- Пойдем, Клава.
- Подождите,- тороплюсь я.- Так что же вы умеете делать в кино?
- Чего ты? Пусть идут,- говорит Лидочка.
- В кино мы ничего не умеем,- серьезно объявляет Зина.- А в школьной самодеятельности я играла княжну Мери, а Клава - капитанскую дочку.
Женька суетится, на табуретку дует:
- Садитесь, девочки.
Они переминаются, на Лидочку смотрят.
- Садитесь, не бойтесь,- приглашает Славик. Уселись рядом.
- Так,- тянет Женька.- Ну, сыграйте нам что-нибудь. - Прямо сейчас?
- Ага.
- Давай, Зина, ты,- просит длинная подружку. Зина встает, осматривается, словно принюхивается к чему-то курносым носиком, говорит просто:
- Можно. Только в пальто неудобно.
- А без пальто здесь холодно,- предупреждает Лидочка.
Зина стоит в нерешительности, и только сейчас я заметил ее ресницы. Они у ней как будто хлопающие.
- Можно и в пальто,- говорит Женька и достает из кармана расческу.
Но Зина все-таки снимает пальто, отдает подруге, поворачивается к нам спиной. И так молча долго стоит. Мы переглядываемся. Не знаю, как это называется, но, по-моему, то, что мы сейчас видим, есть талия.
И вот она повернулась к нам, делает шаг вперед, робко вытягивает руки, на ресницах слезы, голос дрожит.
- Или вы меня презираете, или очень любите! - тихо говорит она.- Может быть, вы хотите посмеяться надо мной, возмутить мою душу. И потом оставить… Это было бы так подло, так низко, что одно предположение… О нет! Не правда ли, во мне нет ничего такого, чтобы исключало уважение? Ваш дерзкий поступок… Я должна, я должна вам его простить, потому что позволила…
Мы не шевелимся. Из-за поленниц показала острую мордочку крыса. Лидочка ее видит, но молчит, не пищит.