Король Севера. Война

И в голосе матери Моэраля не слышалось ни малейшего сомнения в собственных словах.

Иоля разделяла радость сестры. Воспитанная в тех же строгих традициях, что и Илиен, она изумлялась тому, как ее жизнь поменяла свое течение. Неизбалованная мужским вниманием, она расцветала под взглядами юношей, а те вились возле нее, как пчелы у цветка. Особенно отличился в этом плане Адаль Кэхольд. Впрочем, и его друг, Ниелис Ульрьк, не шибко отставал. Илиен приглядывалась к обоим, но почему-то именно Адаль казался ей более подходящим мужем для сестры.

Иоля с ней соглашалась.

Вардис

Воздух пах морем.

Он ни разу не видел море, но почему-то знал, что запах именно морской. Насыщенный и влажный, насквозь пропитанный гнилью водорослей и терпким ароматом соли. Запах был теплым, тяжелым, густым как гуляш.

Вокруг был лес. Причудливая невообразимая чащоба. Он шел по нему, а по обе стороны поднимались огромные красно-коричневые стволы, заслоняющие собой небо, с них свешивались длинные изогнутые листья разной ширины: алые и ярко зеленые. Когда листья колыхались, из-под них клубами выползал мареновый туман.

По всему телу тек пот. Из-за этого пота Вардис казался себе толстым лоснящимся угрем. Угрем он проскальзывал между лиан, его тело ножом вскрывало мглу под ними, и наконец он увидел небольшой кусочек свободного пространства.

Там тек ручей, и отблески на воде больно кололи глаза. В воде плавали рыжие лианы, отливающие медью, и Вардис сразу понял – это волосы Иши. Иша лежала в ручье, и она была мертва.

Он пошел дальше, думая, что где-то тут, совсем близко, должна быть Далая. Но везде он натыкался только на отрубленные головы Эрея. Его брат превратился в многоголовую гидру и преследовал его.

Потом мир вокруг стал прозрачней и пронзительней, и Вардис услышал голоса. Они тревожили его, потому что их не должно было быть среди влажного безмолвия леса. Но голоса были, и он стремился уйти подальше от них, потому что они мешали искать Даллу. Чем громче звучали голоса, тем дальше она оказывалась.

Из–за этих голосов он обречен вечно бродить вокруг ручья, в котором вода колышет волосы Иши.

Где его ожидает чудовище.

Он рванулся сквозь заросли красных и зеленых листья, и вырвался на волю. Свет затопил пространство вокруг.

Вардис почувствовал боль в глазах и моргнул. Когда он снова их открыл, то увидел над собой потолок. Над ним склонились люди: один с хорошо знакомым лицом, второй – молодая девушка, которой он не знал.

Он пришел в себя.

Его рука болела до сих пор, особенно сильно если приходилось ею пользоваться. Одеваться, например, держать щит, править конем. Но он был благодарен, благодарен этой боли, потому что она напоминала, каким дураком он был.

Лекарь сказал, что тревожить руку нельзя. Укус волка не внес в плоть человека заразы, человек сам сделал это, размяв подзажившую рану. Холод помешал быстрому загноению, но не спас Вардиса от горячки из-за попавшей в кровь дряни. Лорд Кантор две недели провалялся в постели, страдая от жара.

Он не запомнил, как пришел в себя в первый раз, помнил только ощущение чего-то потустороннего и пугающего, оставшегося позади, но никогда не забудет своего второго пробуждения. Тогда он долго убегал от кого-то, рыщущего во тьме, идущего по его следам. Потом он ощутил падение, а спустя мгновение почувствовал свое тело – все от и до, от кончиков волос до кончиков пальцев ног. Открыл глаза. Поверхность под щекой была белой, и он застонал в отчаянии, понимая, что это снег, белый снег, и он лежит на нем, на том бескрайнем поле, которое не сможет преодолеть. А потом он понял, что лежит на снегу совсем голый, и снег укрывает его, и снег этот… теплый. И рядом суетится девушка, красивая мягкая девушка, приятно пахнущая травами, и ее ласковые руки обтирают его приятной влажной губкой, и ее воркующий голос что-то говорит ему. Эта девушка навсегда стала одним из его самых любимых, самых важных для него воспоминаний, хотя он даже не узнал, как ее зовут. Это было совершенно ни к чему.

Лекарь настаивал, что Вардис должен лежать в постели до полного выздоровления, не беспокоя руку, но тот не послушался. Хватило уже тех долгих дней, когда он метался в бреду, терзаемый снами, которых не мог вспомнить. Дела королевства не могли ждать, да и к тому же, он сильно сомневался, что бездействие полезно для руки. Она должна была оставаться такой же крепкой и сильной как до ранения, поэтому ее следовало разрабатывать. Чем Вардис и занялся, едва лишь немного срослась израненная плоть. Поначалу сильная, с трудом переносимая боль чуть не заставила его отказаться от этой затеи, но лорду Кантора упрямства было не занимать, и несчастное тело смирилось. Рука болела, конечно, но повиновалась беспрекословно.